Как спасти свою жизнь

В некоторой растерянности я огляделась по сторонам и увидела целое скопление светил кино: шведскую актрису Сив Бергстрем, ее элегантную спутницу Нинку Бернадотте (которая оказалась высокой шатенкой в черном бархатном блейзере и брюках-клеш из серебристой парчи), Сэлли Слоун, английскую птичку, прилетевшую сюда из Лондона в 1968 году и так и не собравшуюся вернуться назад, и бесчисленное количество молодых американских звезд, звездочек и полузвезд в кольце свиты. (Пока я сама не стала знаменитой, я никак не могла взять в толк, почему это кинозвезда не может без свиты обойтись. Теперь-то мне ясно, что, когда человек все время на виду, он теряет частично свою мимикрию, которую вынужден компенсировать за счет других людей. Такой человек чувствует себя, как улитка без домика, как олень без рогов. Ему нужны обыкновенные, незаметные люди, чтобы всегда можно было одолжить у них незаметность).

В тенистом углу патио стояла Бритт. Она о чем-то шепталась со своим адвокатом и время от времени прикладывалась к неизменному пузырьку с белым порошком. Ее адвокат был, наверное, единственным лысым мужчиной во всем Беверли-Хиллз, что, несомненно, выделяло его среди других в городке, где искусственные волосы растут гуще, чем сорняки. На нем была тенниска с надписью «GOOCHY». Шут гороховый. Но он мог себе это позволить. Сосуществуя с представителями столь небезопасной профессии, когда даже суперзвезды, бывает, не могут уплатить подоходный налог, адвокаты — это единственные люди, которые не рискуют потерять работу и получают стабильный доход независимо от того, разорился клиент или разбогател. Адвокат в Беверли-Хиллз — все равно что землевладелец в Англии позапрошлого века.

Новоявленный сквайр по имени Мелвин Уэстон (или все-таки Вайнштейн?), мягко ступая, подошел ко мне и пригласил осмотреть сад.

— Может, вам это пригодится для будущей книги, — сказал он, самодовольно ухмыляясь. «Господи, — подумала я, — кого же я больше ненавижу: адвокатов или аналитиков? Впрочем, один черт. Опасайтесь людей с повременной оплатой: у них часы быстрее идут».

Я ласково улыбнулась Мелвину:

— С удовольствием.

Тем временем Брит устремилась к Дине Малцберг; Спиноза и Данте кадрились к Робин Бэрроу, а Джоша, которого подобные мероприятия шокировали, взяла на себя Максина Медофф, самая грудастая и самая пьяная из всех женщина-агент по прозвищу «Максина-Длинный Нож».

— Тогда пойдемте, — сказал Мелвин.

В этот момент к нам подошел мужчина с несколько потускневшим от времени, но очень знакомым лицом. Он подошел какой-то расхлябанной походкой и пробормотал, еле раскрывая рот:

— Можно, и я с вами?

Я вгляделась в его поношенное шутовское лицо, в его огромные, цвета морской волны глаза с синяками вокруг и узнала Бойда Мак-Клауда, которого почему-то считала мертвым, хотя ему, по всей видимости, не было и сорока. (Когда о человеке перестают писать, нам начинает казаться, что его больше нет в живых. Но ведь профессиональный крах не означает физическую смерть!) Лет десять назад Бойд Мак-Клоуд чуть было не стал очередным Джеймсом Бондом или новым Тарзаном — уже не помню кем. Опытный лыжник, когда-то он участвовал в Олимпиаде — тогда он был героем дня: о нем писали газеты, он позировал для рекламы сигарет, его фотографии мелькали на журнальных обложках, его приглашали сниматься в кино… С его участием даже вышел фильм, какая-то лажа про олимпийского пловца, и после этого он совершенно исчез, жертва рекламы и собственной ограниченности. Когда он был в зените славы, его обслуживали трое адвокатов, двое агентов и двое пресс-секретарей, а теперь он мог бы пополнить галерею известных в прошлом лиц, которые ныне вынуждены добиваться государственных пособий.

Я была удивлена, что Мелвин вообще привечает его. По всей Америке, и особенно в Голливуде неудача, провал считаются вещами заразными, а тем более провал, подготовленный самим Голливудом. Оказалось, что Мелвин был адвокатом Бойда, когда тот залез в долги, а Мелвин не хотел упускать из виду своих должников.

— Он ездит на моем «роллсе», — беззаботно сказал Бойд.

— На моем «роллсе», — поправил его Мелвин.

— В счет погашения долга, — пояснил Бойд, признав во мне неофита.

— Это лишь малая толика того, что ты на самом деле мне задолжал, ведь ты мне собственную душу задолжал.

— Какую душу? — не понял Бойд.