Как спасти свою жизнь

— Больше слова «болезненно» при мне не произносите! Не стоит расходовать боль на жалких газетных писак. И вообще не нахожу здесь причин для страданий. В жизни важно не то, сколько страдаешь, а сколько радуешься. Боль, страдание испытывает каждый дурак. Жизнь вообще дает нам много поводов и предлогов покончить с собой. Но я вам скажу: когда тебе восемьдесят семь и ты редко встаешь, единственное, что болезненно переживаешь, так это то, что слишком часто в жизни переживал по пустякам, из страха поступался принципами, подпускал к себе непрошеных советчиков и позволял всяким подонкам мешать тебе жить. Остерегайтесь людей смерти, вы понимаете, что я имею в виду. То есть тех, кто сам жаждет умереть и нас всех за собой тащит. Надо держаться подальше от таких. Научитесь их избегать — все будет хорошо. То же самое касается творчества: никогда не слушайте этих людей. Сами они не способны к созиданию, а могут только разрушать и затыкать всем рот. И себе, кстати, тоже — некоторое время спустя. Вы им нужны — иначе им не о чем будет писать, — а они вам — нет! Понимаете, что я хочу сказать? Чувствуете, почему я так терпеть не могу это словечко — « болезненно»?

Из окна спальни видно, как океан готовится проглотить солнце. А в Нью-Йорке уже ночь — если где-то еще существует Нью-Йорк, в чем я лично теперь начала сомневаться.

Откуда пошел этот миф, думала я, возвращаясь в Беверли-Хиллз по Пасифик-коуст хайвей (мне предстоял прием, который устраивали в мою честь друзья), что образованность и интеллект исчезают, стоит лишь покинуть пределы Нью-Йорка? На всем свете, наверное, не найдется другого такого патриота Нью-Йорка, как я, человека, который всю жизнь прожил бы на одном месте в одном и том же районе, и оттого мне как-то по-особому весело было сознавать, что и за Скалистыми горами существуют интеллектуальная жизнь. Я думала о разговоре с Куртом: он показал мне, что и в восемьдесят семь можно чувствовать себя нормально, если мало о чем в жизни жалеть.

Конечно, придут всякие болезни: артрит, атеросклероз, — но дух твой не постигнет безвременная кончина. Впервые я представила себя восьмидесятисемилетней (очень смутно, но все-таки представила). Когда-нибудь я стану ужасной старухой! И меня будут окружать ученики, последователи и — чем черт не шутит! — даже внуки. Моя жизнь, еще месяц назад казавшаяся окончательно потерянной, на самом деле только начиналась! Что значат мои тридцать два в сравнении с восьмьюдесятью семью! И что мне пришло в голову затевать с нимразговор о боли и страдании? Я пришла в мир помимо своей воли, но сознательно в нем остаюсь, и никто не сможет выбить меня из седла, пока я сама не сочту, что для этого настала пора.

Я припарковала машину и сломя голову кинулась в номер: мне не терпелось поскорее кое-что записать. Я распахнула дверь, скинула туфли, забралась с ногами на кровать и, радостно хихикая про себя, быстро набросала в подаренной мне Джинни тетрадке:

Как спасти себе жизнь

Афоризмы и изречения Изадоры Винг

(навеянные духом времени)

«Беру ручку и в дорогу!»

1. Не признавай за собой вины без достаточных на то причин.

2. Не делай из страдания культа.

3. Живи настоящим (или, по крайней мере, ближайшим будущим).

4. Всегда делай то, чего больше всего боишься: храбрость приходит со временем, так же, как вкус к черной икре.

5. Доверяй радости.

6. Если на тебя устремлен дурной глаз, отвернись.

7. Готовься к своему восьмидесятисемилетию.

(Продолжение следует)

В половине седьмого вечера я стояла возле отеля «Беверли-Хиллз». Очки я сняла, поэтому все виделось мне, как в тумане: юноши с выгоревшими на солнце волосами, припарковывающие «роллс-ройсы» с поэтичными пропусками, торчащими в окне, загорелые агенты в джинсах от Сегала и мокасинами от Гуччи, юные девушки, надеющиеся на то, что их примут за восходящих звезд, и молоденькие артисточки, мечтающие казаться знаменитостями, ведущие модных телепрограмм и безымянные авторы, работающие на известных кинодраматургов, сами эти кинодраматурги и даже повисший над ними ореол.

— Миссис Винг? — по всей форме обратился ко мне молодой человек, явно желая не допустить политической ошибки.

— Зовите меня просто Изадора, — сказала я, к собственному удивлению не рассмеявшись этой идиотской фразе — меня отвлекло это мохнатое, доброе, чуточку странное, но очень приятное лицо, неожиданно появившееся в поле моего близорукого зрения.

— Джош Эйс, — представился молодой человек, пожимая мне руку и приглашая сесть в стоящую прямо посреди мостовой ярко-зеленую «Эм-Джи» с откинутым верхом (это все, что я могла разглядеть без очков). Джош был сыном Роберта и Рут Эйс, которые и устраивали сегодня прием в мою честь.