Я еще не успела выбрать псевдоним, а моя книга уже готовилась к выходу в свет. Так Изадора Уайт или Изадора Винг? Изадора Орландо или Изадора Икар? Или же Изадора Изадора? Решение должно стать окончательным и бесповоротным. Я страшно переживала. У меня было всего два варианта: ублажить Беннета — но тогда в дураках окажусь я; навлечь на себя его гнев — но взамен сохранить дарованную мне Богом индивидуальность. Какой трудный, жестокий выбор! Все равно что отрезать себе ногу, чтобы идти на войну. Но я так нуждалась в поддержке мужа, что пошла на его условия. И стала Изадора Винг, и Беннет раскрыл свои объятия для моей поэзии и — для меня; с тех пор я слышала о ней только самые благожелательные отзывы. По крайней мере до сих пор. Пока я не дала ему недвусмысленно понять, что продала за слова одобрения неотъемлемое право на собственное «я». У женщин всегда так. Точнее, у
Я в западне. Теперь, когда я прославила имя
Иногда, правда, к горлу подкатывает ком — обида на Беннета. Какое право имел он отнять у меня детство? И как я могла ему это позволить, почему я проявила слабость, не настояла на своем? Мне так нужна была его любовь, что я отдала ему самое заветное — мое творчество. Беннет, который едва мог читать и писать, обеспечил себе место в американской литературе. Пройти путь от Гонконга до увесистого тома «Кто есть кто?» и не приложить к этому ни малейших усилий — это надо уметь!
Беннету нужно было жениться на Пенни. Так было бы лучше для всех нас. Я бы по-прежнему была Изадорой Уайт. Она была бы Пенни Винг, а у меня были бы развязаны руки — для полета. Я могла бы писать про ревность — да про что угодно! И не нужно было бы загонять свой протест в рамки приличий. Пока я размышляла таким образом, думая о браках и именах, вспоминая прошлое, мне вдруг страшно захотелось ей позвонить, встретиться с нею лицом к лицу, посочувствовать ей, как следует на нее наорать.
Я, как обезумевшая, выскочила из постели, бросилась в гостиную и начала судорожно искать записную книжку Беннета. В конце концов я откопала какой-то еженедельник и стала внимательно изучать расписание дел, пытаясь распознать среди них деловые встречи (теперь, узнав про Пенни, я окончательно перестала ему доверять), и к своему удивлению обнаружила, что только их он и заносил в блокнот, словно в его жизни вовсе не существовало приглашений к друзьям или выходных. Еженедельник был абсолютным выражением его сущности: только работа и никаких развлечений.
В конце были записаны телефонные номера. Я открыла на букву «П»: Пенни Пратер. Она повторно вышла замуж, и фамилия ее нового мужа была Форбз. Ага, вот она — на «Ф»: Пенни Форбз. Как истинный педант, Беннет вычеркнул старое имя и аккуратно вписал новое. Ведь с каждым новым мужем женщина меняет индивидуальность. И никогда нельзя с уверенностью утверждать, что именно это имя окажется последним. С замиранием сердца я набрала номер. Сначала код Пенсильвании. Раздались слабые гудки, и с каждым гудком сердце уходило все глубже в пятки. Наконец раздался щелчок и телефон синтетическим голосом заговорил: «Набранный вами номер временно отключен. Правильно набирайте номер. Набранный вами номер…»
Я с облегчением повесила трубку.