Как снег на голову

Должно быть, в глазах наемников я выглядел былинным героем. Кашляя и давясь, семеро из них одолели второй тур. Но к началу третьего тура изъявили готовность приступить лишь пятеро. Предложить, что ли, использовать ром в качестве средства массового поражения? На третьем круге выбыли оставшиеся пятеро наемников. А нам с бароном хоть бы что. Разве нам трудно опрокинуть по три пустых стакана? А вы что подумали? Что я пил этот ром? Я пока еще в своем уме. После памятного случая на дне рождения Ритули я вообще стараюсь не употреблять горячительные напитки, очень уж это чревато непредсказуемыми последствиями. Разве что в особо торжественных случаях и совсем по чуть-чуть. И уж, конечно, не семидесятиградусный ром. А как же тогда соревнование, спросите вы? Вы видели когда-нибудь фокусы? А это даже и не фокус, а так – маленькая военная хитрость. Вы думаете, наемники с тридцати метров смогли рассмотреть, куда именно Норик лил ром? Весь фокус в том, что наши стаканы все время оставались пусты. Обман, конечно, как и в любом фокусе. Но, спрашивается, кого мы обманули? Разбойников, которые целым отрядом напали на нас двоих! Что ж, они первыми начали военные действия.

Барон, правда, сомневался.

– И все-таки, Андрей, нехорошо мы поступили, обманув противника на соревнованиях.

– Бросьте, Рамель. Будь на их месте кто-нибудь другой, я бы ни в коем случае не стал так поступать. Соревнования должны проходить честно, – заверил я его.

– Вы успокоили меня, Андрэ, я знал, что вы так скажете. Да, этот поступок в других условиях был бы не слишком благороден.

– Полностью с вами согласен, но сейчас дело обстоит по-другому. Не напои мы их ромом, пришлось бы прорываться с боем. В результате они бы и пострадали. Так что, можно сказать, что мы проявили к противнику милосердие.

Такой неожиданный вывод заставил Рамеля глубоко задуматься.

– Ну, если смотреть под таким углом… – Барон почесал затылок. – Да, милосердие к врагам – это истинно благородный поступок.

В лагере противника тем временем градус веселья постепенно повышался. Сначала наемники горланили песни. Что-то залихватски бравое. Наподобие «йо хо-хо, и бутылка рома». Куда им еще-то рома? Или пели те, кому рома не хватило? Затем проигравшие начали требовать ужин или переигровки. Наконец в лагере наемников завязалась драка. Вот оно, пора. Мы поблагодарили Джастина за то, что присмотрел за конями, а трактирщика за хороший ужин и пообещали при случае заглянуть на обед.

Кони уже были наготове. Промчавшись быстрее ветра мимо спорящих наемников, мы растворились в ночи. Они, конечно, пытались нас преследовать, но больше мешали друг другу. Так что результат был для них плачевным. Мы легко оторвались и, свернув с дороги, двинулись к поместью барона через поля напрямик.

Глава 18

Проскакав полями около часа и не обнаружив за собой погони, мы пустили лошадей шагом и, по здравому размышлению, решили вернуться на дорогу. Скачки по полям в полной темноте – занятие небезопасное. В первую очередь для коня, и для всадника тоже. Оступись Одуванчик на какой-нибудь кочке, и полета через голову с последующим падением на землю мне не избежать. Дорога на то она и дорога, чтобы по ней перемещались. И ямы там по первоначальному плану не предусмотрены. Бывало, во времена распутицы дороги развозило, но ненадолго, их быстро приводили в норму. За каждым поселением закрепили ближайший к нему участок дороги, который местные жители содержали в пригодном для проезда виде. Качество работ на каждом участке контролировал ближайший граф или барон. Кроме того, при короле состоял дорожный смотритель, который в случае халтурного ремонта мог пожаловаться самому монарху. Так что дороги были относительно безопасными для ночной скачки. Правда, ночью существовал шанс нарваться на обыкновенных разбойников. Но в нашем случае выбирать не приходилось.

Мы ехали неспешной рысью и увлеченно обсуждали произошедшие события. До поместья барона оставалось около трети всего пути, считая от Тьежа. Ночь казалась тихой и спокойной, ничто не предвещало опасности, как вдруг рядом с дорогой раздался хлопок, и окрестности осветила яркая вспышка. Одуванчик остановился и начал падать. Упал ли он, я не помню. Должно быть, упал. На моей памяти еще не было случая, чтобы конь остановился в падении. Должно быть, упал вместе с ним и я, теряя в полете сознание. Момент падения на землю я не запомнил совершенно. Как оказалось позднее, и Рамеля не миновала сия прискорбная участь. По крайней мере, очнулись мы с ним в одном и том же месте и в одинаковых условиях. Если это вообще можно назвать условиями, а не полным их отсутствием.