Как сделать Россию нормальной страной

Для тех, кто не верил, что абсолютная правда и абсолютная ложь — это одно и то же, приведу исторический факт. При Сталине «Правда» писала абсолютную правду, не так ли? А главным редактором «Правды» был Николай Бухарин, главный враг и вредитель и, уж конечно, абсолютный лжец. Так вот, абсолютная правда и абсолютная ложь — это все-таки одно и то же. Только руководствуясь результатами добросовестного изучения предмета, живя с открытыми глазами, можно надеяться избежать многих ошибок.

В индивидуальном октанте газета не может называться «Правдой», потому что в этом октанте отрицается само понятие правды: ведь лучшее, что человек может сделать для познания мира, — это сформулировать фразу, которая в данный момент не кажется ложной. Точно так же, как «Правда» является идеальным названием для идеологической газеты, для неидеологической идеально название «Время»: только время покажет, что есть ложь, а что — не ложь, и главное здесь убедиться, что время продолжает идти. Если время идет — появятся и сомнения в правильности первоначальной гипотезы, она будет проверена, развита, дополнена, изменена. Есть время — жизнь продолжается.

У некоторых вещей (особенно характерных для информационного века), к их обычным характеристикам прибавляется сервисно-информационная. Это товар (джинсы) и его имидж («свой парень» или «половой гигант»), продукт (пицца) и качество его доставки на дом (быстро приняли заказ, быстро привезли, горячая).

Невозможно создать сад, пересадив на участок столетние деревья. Без корней они начнут гнить, сохнуть и быстро умрут. Сад начинают сажать с саженцев. То же относится к идеям. У идеи есть ее собственное качество и ее сервисно-информационная составляющая, то есть представление о том, как ее будут использовать. Воткнут в землю без корней или посадят в подготовленную почву, обеспечив органичное развитие и рост. Эта сервисно-информационная составляющая едва ли не важнее самой мысли. Например, в моей книге есть много ложных мыслей, которые при внутреннем споре способны породить у читателя правильную мысль. Но есть в моей книге и много чрезвычайно опасных правильных мыслей, которые выглядят так хорошо, что читатель может решить принять их не обдумывая, без внутреннего спора, так, что они, несмотря на всю их правильность, сразу начнут гнить изнутри.

Еще один пример. Предположим, в переполненном театре кто-то закричал: «Пожар!» — и поверившие этому крику люди побежали к выходу, не замечая при этом, что топчут детей. Как только зрители приняли крик «Пожар» за факт, они потеряли человеческий облик. Заметим, этой паники могло не быть, если бы кто-то крикнул: «Здесь, кажется, горит!», а люди подумали: «Где горит? Я должен убедиться, это пожар или нет». Теперь посмотрим, почему люди паниковали. Потому что они подумали: «Я сам не видел огня, но зато другие видели». То есть сказали себе: «Мои глаза плохи, так я поверю глазам других людей». Это возвращает нас к описанию горизонтального метода, когда человек говорит: «Мне мою ситуацию не улучшить, давай-ка я посмотрю, как у других». В ситуации паники мы также видим уничтожение времени: человек считает, что у него нет ни секунды, чтобы осмотреться вокруг и придумать рациональный план действий. Итак, мы можем дать определение человеческого облика: это самосознание и время. И человеческий облик лучше все-таки не терять.

Неизменность мнения

Главным признаком осуществившегося перехода в неживое состояние является неизменность мнения. Мы видели раньше что в основе процесса познания лежит принцип неопределенности и незавершенности. При существовании идеологического «знания», когда ответ известен прежде, чем задается вопрос, мы сталкиваемся с феноменом «несгибаемости», с неизменностью мнения и знанием того как, согласно некой идеологической догме, все «должно быть».

Конечно, люди стремятся к каменно-незыблемой правде — это очень удобно, потому что создает иллюзию возможности переключения внимания на другие вопросы. Только потом они очень удивляются, если их «сверхпрочный» брак распадается и «любящая» жена уходит к другому. Когда это случается, оказывается, что в эту каменно-незыблемую «правду» вложено столько духовной силы, что кажется, будто весь мир рухнул. А если бы человек расценивал прочность своего брака как гипотезу, несмотря ни на что нуждающуюся в проверке, ему было бы значительно проще заметить нарождающиеся проблемы и разрешить их до того, как разрушится этот брак.

Самое заметное отличие людей, выросших при тоталитарном режиме, от людей, выросших при демократии, — стремление к каменной прочности, незыблемости фактов и утверждений. Без этого, наверное, у нас не было бы страны, которая считалась самой успешной во всем, а потом в одночасье рухнула. Надо открыть себя жизни и освободиться от статичности, с помощью которой коммунисты пытались поддерживать порядок в камере.