Как сделать детектив

Но хотя, как я уже говорил, теория детективного романа проста, диву даешься, сколько ловушек подстерегает тут автора. Его цель состоит в том, чтобы не дать нам догадаться, кто убийца, покуда мы не доберемся до конца книги, и ради достижения этой цели ему позволено прибегать к любым уловкам и ухищрениям, какие только придут ему в голову. Но он обязан вести с нами честную игру. Убийцей должен быть персонаж, занимающий в романе видное место; сделать убийцей третьестепенного персонажа или же фигуру столь малозаметную, что мы ни разу не остановили на ней внимание, — значит нарушить правила. Но если убийца играет в романе важную роль, существует опасность, что он возбудит в нас интерес и, возможно, сочувствие, а его арест и казнь огорчат нас. Ведь сочувствие — вещь чрезвычайно тонкая. Оно нередко достается персонажу вопреки воле автора. (По-моему, Джейн Остин хотела изобразить Генри и Мери Кроуфорд дурными людьми, которых читатель должен осуждать за легкомыслие и бессердечность, но они получились у нее такими веселыми и обаятельными, что мы симпатизируем им куда больше, чем строгой Фанни Прайс и напыщенному Эдмунду Бертраму.) У читательского сочувствия есть одно любопытное свойство, о котором, думается, знает не каждый. Читатель отдает свое сочувствие тем персонажам, с которыми знакомится первыми; он почувствует себя обманутым, если действующие лица, к которым был привлечен его интерес на первых десяти страницах, не окажутся дальше в центре повествования, притом относится это не только к детективным романам, но и ко всем прочим. Мне кажется, авторам детективов надо всегда помнить об этом законе и вводить своего убийцу только после нескольких других персонажей.

Вполне очевидно, что если убийца с самого начала будет изображен этаким черным злодеем, то, как бы изобретательно ни направлял нас автор по ложному следу, мы сразу же заподозрим в злодее истинного убийцу, и роман закончится, не успев начаться. Пытаясь обойти эту трудность, писатели подчас рисуют злодеями всех или почти всех своих персонажей, так чтобы оставить читателю выбор. Я не убежден, что это такой уж удачный прием. Начать с того, что мы в отличие от викторианцев не слишком верим в закоренелых злодеев. Мы знаем, что в людях добро перемешано со злом, и, когда автор изображает их как воплощенную добродетель или как воплощенное злодейство, у нас это вызывает недоверие. А как только мы перестали верить автору, мы пропали для него как читатели. Мы теряем всякий интерес к тому, что происходит с его марионетками. Значит, он должен сделать убийцу человеком, в чьем характере, как и у всякого смертного, зло смешалось с добром, но при этом вести дело к такой развязке, при которой после того, как преступник будет пойман, мы с удовлетворением воспримем тот факт, что его ждет виселица. Один из способов достичь этого — изобразить совершенное им убийство как чрезвычайно гнусное и жестокое преступление. Конечно, нам может показаться сомнительным, что столь низкое преступление совершил человек, не лишенный некоторых привлекательных черт, но это еще наименьшая из трудностей, встающих здесь перед автором. Ведь жертва (в детективном романе) ни у кого не вызывает сочувствия. Убийство происходит либо еще до завязки действия, либо в самом его начале, так что мы не успеваем познакомиться с убитым поближе и заинтересоваться им как личностью, и его смерть огорчает нас не больше, чем смерть зарезанного на обед цыпленка; каким бы зверским способом ни был он лишен жизни, его гибель ничуть не трогает нас. Более того, раз подозрение должно пасть на нескольких лиц, автор должен дать им и несколько различных мотивов для убийства. Своими собственными преступлениями, безрассудствами, злобностью, жестокостью, жадностью или какими-нибудь другими пороками убитый неизбежно вызовет к себе такую антипатию, что его смерть особо нас не расстроит. Надо полагать, мысленно скажем мы себе, для убийства такого человека имелись серьезные основания, а если к тому же мы придем к выводу, что, мол, туда ему и дорога, то нам вряд ли захочется увидеть убийцу повешенным. Некоторые авторы пытаются уклониться от этой дилеммы, заставляя разоблаченного убийцу покончить с собой. Подобная уловка позволяет им соблюсти правило «смерть за смерть», но при этом пощадить чувства читателя, которому неприятна мысль об ожидающей убийцу удавке палача. Итак, убийца должен быть дурным человеком, но не в такой степени, чтобы это бросало на него подозрение, и не в такой, чтобы казаться ходульной фигурой; он должен иметь убедительный мотив для убийства и быть настолько малосимпатичным, чтобы после того, как он будет изобличен, мы остались при убеждении, что повесят его вполне заслуженно.