Как сделать детектив

Мисс Марпл родилась сразу шестидесятипяти-семидесятилетней, что оказалось, как и в случае с Пуаро, очень неудачным, так как ей достался изрядный отрезок моей жизни. Если бы ясновидением обладала я, то в качестве своего первого сыщика припасла бы себе школьника-вундеркинда, и вместе бы взрослели.

В той серии из шести рассказов я снабдила мисс Марпл пятью коллегами. Первый — ее племянник Реймонд Уэст, изведавший полноту жизни, которой современный романист набивает свои книги: кровосмешение, секс, отталкивающие описания спален и оборудования в туалетах. С дорогой, пожилой, престарелой, порхающей тетушкой Джейн он обращается снисходительно-доброжелательно, как с совершенным новичком в этом мире. Во-вторых, мною была сотворена современная молодая художница, стремящаяся к весьма определенным отношениям с Уэстом. За ними следовали местный адвокат мистер Петтигрю, иссохший язвительный старикан; местный доктор, полезный на тот случай, когда нужно как бы осветить возникшее вечером сложное дело подходящей историей; наконец, священник.

Рассказанное самой мисс Марпл запутанное дело получило довольно-таки нелепое название «Отпечаток большого пальца святого Петра», хотя дело шло о треске. Через некоторое время я написала еще шесть рассказов от имени мисс Марпл, и все двенадцать плюс еще один публиковались в Англии под заглавием «Тринадцать сложных дел», а в Америке под заглавием «Клуб убийств по вторникам».

От «Загадки «Эндхауза»», другой моей книги, ужасно мало сохранилось впечатлений, не вспомню, как и писала-то ее. Возможно, сюжет я обдумала загодя, у меня вообще была такая привычка, часто сбивавшая с толку, пока книга не написана или не напечатана. Сюжеты являлись мне между делом: вышагиваешь куда-нибудь по улице или с головой зароешься в шляпную лавку, вдруг осеняет блестящая идея: «А наиболее искусный способ сокрытия преступления — это когда никому не известна цель». Конечно, еще следует выработать все практические детали и персонажам еще предстоит возникнуть в моем сознании, однако свою блестящую идею бегло вписываю в рабочую тетрадь.

Все как по маслу, но что у меня сплошь да рядом — это затерять такую тетрадь. Под рукой обычно с полдюжины рабочих тетрадей, и в них то и дело вписываются поразительные идеи — либо что-то о ядах, лекарствах, либо всякие хитроумные штучки о мошенничествах, вычитанные в газете. При четкой сортировке, соответствующих рубриках и картотеке подобные заметки, разумеется, устранили бы многие хлопоты. Тем не менее бывали приятные моменты, когда, рассеянно перелистывая кипу старых блокнотов, я натыкалась на каракули: «Возможный сюжет: сделай сам — девушка и лжесестра — август» — плюс набросок фабулы. Сейчас невозможно припомнить, о чем все эти заметки, однако они часто подталкивали если не к соответствующему сюжету, то к сочинению чего-то иного.

Мой ум дразнило несколько сюжетов, мне нравилось их обдумывать и проигрывать, зная, что однажды соберусь писать по ним: «Роджер Акройд» долго разыгрывался мысленно, прежде чем был детально запечатлен. Еще одна идея возникла у меня после посещения спектакля с участием Рут Дрейпер, которая могла удивительным образом перевоплощаться из ворчливой особы в молоденькую крестьянку, преклоняющую колени в соборе. Размышления о Дрейпер привели к книге «Лорд Эдуард скончался».

Приступая к сочинению детективных романов, я не была склонна разбирать их или серьезно задумываться, что такое преступление. Детективный роман, в сущности, сводился к погоне, а также в значительной степени был повествованием с моралью, фактически древней нравоучительной сказкой с выслеживанием дьявола и победой добра. В тот период, во время войны 1914 года, приспешник дьявола не годился в герои: плохое воплощал враг, герой — хорошее; столь же просто, сколь первобытно. Мы тогда и близко не подходили к психологии. Подобно всем пишущим или читающим книги, я была против виновных в преступлении и за невинных жертв.