Вадим, превозмогая боль в простреленном плече, выпускал во врагов патрон за патроном. Мария лежала на песке с пробитой ногой. Половина «красных» защищала своего командира, а оставшиеся атаковали «синих», некоторые – у кого закончились боеприпасы – с ножами.
Оказавшись сверху, Саша вдавил Олега в песок. Пальцы молодого и сильного парня стиснули шею Воронцова. У того поплыло перед глазами.
«Вот уж не думал, – промелькнула мысль, – что расстанусь с жизнью так, по-глупому, по ошибке, да еще и в чужом мире. В
Вдруг захват ослаб. Саша закатил глаза, его голова упала на грудь Олегу. Тот спихнул противника, но не успел порадоваться спасению, как что-то тяжелое и твердое ударило прямо в висок. «Приклад ружья…», – вспышкой озарило сознание – которое в следующую секунду отключилось, погребя под нереальным, но неподъемным слоем беспамятства и безжалостную пустыню, и жестокую бойню, и погибающих людей…
…Окружающая действительность вторгалась в разум медленно, рывками. Первой пришла боль, за ней – краснота. «Кровь», – подумал Олег. И поморщился: даже мыслить сейчас было больно. А вслед за этим проступили очертания мира – не знакомого, хоть и ненавистного, а все того же, жуткого, пустынного… не – человеческого…
– Наш гость очухался, – услышал Воронцов чей-то хриплый, грубый голос.
– Дай ему воды.
Олег хотел встать, но не смог двинуться с места. «Связан», – понял он. Осмотревшись мутным взором, Воронцов увидел трех «красных», что лежали рядом с ним. Их руки и ноги также были стянуты веревками. Среди пленников находилась и Мария, с перебинтованной ногой. «А где остальные? Где Вадим, Саша?.. Мертвы?»
– На, пей.
Что-то металлическое ткнулось Олегу в губы. Не сопротивляясь, он стал хлебать из поднесенной чаши прохладную воду.
– Хватит, а то другим не достанется.
Как только емкость убрали, кто-то схватил за веревки и поднял Олега с песка. Затем появился нож, разре́завший путы на ногах.
– Стоять. Стоять, я сказал! Вот так…
Воронцов, все еще борясь с приступами боли, мутным взором озирался по сторонам, но ничего нового не увидел: та же пустыня, та же пустота, та же бесцельность…
И тут кто-то гаркнул:
– Выступаем!
Наверное, это был предводитель «синих».
– Хватит созерцать – пошли, – грубым голосом над самым ухом.
Олега пихнули, и он побрел по глубинно-синему песку вслед за остальными. Ветер неожиданно стих – в пустыне стоял мертвый «штиль». Ни единого, даже самого слабого порыва. Но все равно холодно… холодно и безнадежно…
…Движение ног словно бы не управлялось сознанием. Воспаленный взор с раздражением и злобой глядел на чересчур яркий, ядовитых расцветок Мир. Тело болело, особенно там, где его стягивали веревки. Ужасно хотелось пить, но «синим», видимо, было на это наплевать. Эйфория, рожденная нарком, уже исчерпала себя, а приподнятое настроение давилось приблизившейся бедой, как таракан – рукой человека, существа более сильного, а значит, более достойного. Давилось, будто бы нечто ненужное и вредоносное…
Пару раз Олег падал: не хватало сил идти дальше. Да и зачем? Лучше уж сгинуть без вести в пустыне цвета моря, чем… чем что? Какую участь приготовили ему пленители?..
– Я… я больше не могу… оставьте меня здесь… – бормотал Воронцов, лежа на песке. Он с нетерпением и надеждой ждал момента, когда нарк распадется на составляющие, перенеся его на Землю. Кома или смерть – теперь уже все едино. Лишь бы не эта непрекращающаяся пытка… Сколько они уже идут? Час, два? А может, несколько дней? Или недель?..
Внезапный прилив сил и эйфория, будь она проклята! Старые ощущения вернулись, принеся с собой знание: Константин впрыснул ему в голову очередную порцию «средства». Эх, если бы друг был рядом, если бы смог найти Олега!..
«Синий» охранник витиевато выругался, рывком вздернул пленника на ноги и толкнул, заставив идти.
Когда же это кончится? Когда?..
…Порывы ветра налетали, но не задерживались, как и все в этом мире.
Или в Том?
Олег перестал понимать происходящее и просто шел – туда, куда его вели, куда звал неощутимый, невыразимый, неназываемый глас. Уже и тычки в спину прекратились, и не слышно было окликов его «конвоиров», и цель – прежде неясная, а теперь растекавшаяся кругляшком акварели на листе бумаги – отступала дальше и дальше. За грань. За восприятие. За то, у чего нет имени.
«Не оглядываться – просто идти. Иначе не дойдешь, иначе – не сможешь… Зачем? Нет, нет… никаких вопросов… Просто идти…»
И он шел.
А ветер продолжал петь свою одинокую, вечно повторяющуюся, гипнотическую песнь и бросать в лицо «пригоршни» нереально-синего песка…
…Пленка порвалась спустя годы или миллисекунды.
Действие остановилось.
Момент тишины и бездвижия.
Голова медленно поднялась.
Взгляд постепенно сфокусировался.
И – пришло узнавание.
Или даже – слияние.
Робот…
Робот был огромным, затмевающим собой все: от неба до земли. Хотя ни земли, не неба как таковых здесь не существовало – лишь пародии на них.