Как разграбили СССР. Пир мародеров

Конечно, такой вид распределения материальных благ в обществе ограниченных материальных возможностей не оставался незамеченным людьми, к науке никакого отношения не имеющими. В этом смысле блестящий пример такого рода мазуриков описан в уже упоминавшейся мной книге Юлия Дубова «Большая пайка», где прототип покойного ныне Патаркацишвили покупает у прототипа Березовского ученую степень. Так откровенно ни докторскими, ни кандидатскими степенями в СССР, конечно, в массовом порядке не торговали. А вот проталкивания нужных людей в ученые было сколько угодно. Поэтому к концу существования Советского Союза, например, кандидатские степени уже не имели такого значения, как лет за 20 до этого, но тем не менее желание их защитить выказывали многие.

Все рухнуло в начале 1990-х. Я, что называется, в теме не понаслышке, ибо со всех сторон принадлежу к научной семье, поэтому могу засвидетельствовать тотальное падение интереса к рядовой науке в постсоветские годы не с чужих слов, а, что называется, из первых родственных рук. Быть ученым стало не только не выгодно, но и не престижно. А само слово приобрело насмешливый характер, ассоциировалось с неудачниками новой жизни, да и вообще стало анахронизмом.

Ученые, впрочем, как и все люди, были разные. Кого-то тотальная инфляция с девальвацией загнали на вещевые рынки, сделали «челноками» — перевозчиками китайского ширпотреба, а то и просто выбросили на улицу без всякой работы и перспектив. Многие из этих бедолаг спились, сошли с ума, заболели. Советская власть ведь, как добрая мать, опекала людей умственного труда лучше и заботливее, чем любую другую категорию населения. Кроме ученых, солидно зарабатывали, например, писатели. А тут все накрылось медным тазом. Было отчего прийти в отчаяние.

Впрочем, не все специалисты грызть гранит науки были не готовы к свежему, но колючему ветру перестройки. Упоминавшийся выше Борис Абрамович Березовский — советский физик-математик, доктор наук, вполне вписался в непростое время, а после развала Советского Союза даже попытался это время формировать. Так что сетовать на общую неприкаянность всего ученого класса чохом не приходится.

Тем более если вспомнить, что большинство ярких персон перестройки — как правило, борцов с советской властью, тоже были учеными. Гавриил Попов заведовал кафедрой экономики в МГУ. Ирина Хакамада преподавала в вузе экономику. Егор Гайдар ведал экономикой в центральной партийной газете «Правда», был ведущим научным сотрудником в академическом институте. Юрий Афанасьев руководил Историко-архивным институтом в Москве. Анатолий Собчак, как известно, был профессо-ром-юристом. Юристом же был и Владимир Вольфович Жириновский. И, наконец, второе лицо в ельцинской России Руслан Хасбулатов до того, как пришел во власть, был профессором института им. Плеханова.

Многие из этих бывших советских ученых сами расскажут об этом периоде своей жизни и о том, как он повлиял на их политические взгляды, а я хотел бы остановиться вот на каком моменте. Как видит читатель, все эти люди добились очень не слабых карьерных высот в Советском Союзе, но многие из них почему-то стали главными его хулителями и разрушителями. Парадокс? Конечно! Лучше всех его, на мой взгляд, объяснил в моей предыдущей книге [18]Сергей Кара-Мурза: «К тому времени Ельцин уже был лидером довольно большой системы, которая сильно влияла на сознание нашей интеллигенции. Я имею в виду наших диссидентов. Ведь диссиденты приняли

Ельцина, когда он еще был секретарем московского горкома партии. В этой должности Ельцин несколько раз проводил с ними встречи. Помню, один из руководителей института науки и техники, где я тогда работал, регулярно ходил на такие встречи с Ельциным, а после них устраивал собрания в институте, где рассказывал, какой Ельцин хороший, как он себя вел, на какие вопросы отвечал, а какие задавал сам. То есть ельцинский месседж доходил до определенных кругов не столько посредством СМИ, сколько через эту, молекулярную, скажем так, систему».

Чувствуете, куда ветер дует? Уж коли сама советская власть в лице аж первого секретаря столичного горкома заигрывала с диссидентами, потворствовала антисоветским настроениям (осторожно, конечно) и откровенной критике советской власти, то что взять с амбициозных ученых, которые, к слову, и по миру к тому времени успели покататься, а значит, не понаслышке знали, на каком материальном уровне живут там их коллеги. Так что, как пишет тот же Сергей Кара-Мурза, это был «духовный выбор» научно-технической и творческой интеллигенции (не всей, конечно): «К этому времени для многих представителей нашей элиты советская власть была уже в тягость. Те, кто проникся ощущением собственной элитарности, считали советский строй кондовым, крестьянской общиной, которая с голоду помереть не даст, но будет держать за горло. При этом большинство представителей советской элиты вовсе не хотело никакого капитализма. Просто как только в политическом укладе Советского Союза забрезжило что-то новое, советская элита в эту дыру кинулась с головой».