В октябре 1991 года, еще до прихода Дудаева к власти, в Верховном Совете в присутствии всех руководителей регионов я поставил на голосование подготовленный Федеративный договор. «За» проголосовали все, кроме Бориса Николаевича Ельцина. Зато я помню руки голосовавших Шаймиева и Завгаева (тогда руководитель Чечни. — Прим.авт.)... Потом, к сожалению, процесс вышел из-под контроля. Случился приход Дудаева к власти, который иные люди в Верховном Совете именовали «национальной демократической революцией».
Кстати, процессы в Чечне были похожи на то, что происходило в Кабардино-Балкарии. От Верховного Совета на Северный Кавказ поехали две группы: во главе с Полтораниным в Грозный, во главе со мной — в Нальчик. Когда я туда приехал, то увидел большой пожар в центре города, на том месте, где еще недавно стоял памятник Ленину. Парламент и правительство были изгнаны. Я встретился с представителями национальных движений, и мы через пять часов договорились, что вернем парламент, примем закон о выборах президента, и пусть они избирают кого хотят. Напряжение было снято. Через три месяца Кокова переизбрали президентом. Так же надо было действовать и в Чечне. Но там искусственно раздули проблемы.
— Вам не кажется, что Сталин справился с чеченской проблемой куда менее болезненно, чем российская власть в 1990-е годы?
— Один умный человек мне по этому поводу сказал, что можно было бы переселить и украинцев, но их слишком много. Был такой Герой Советского Союза Нурадилов, чеченец из Дагестана, который вспоминал, что когда приехал с фронта в отпуск, то не нашел никого из родных в своем селе. Ему даже не сказали, что их выселили в Казахстан — мол, поезжай туда. Настолько секретной была эта операция! Повторяю, он — Герой, а его родителей выселили как предателей. И кроме того, я считаю, что предателей тогда среди чеченцев было не больше, чем среди любого другого более-менее крупного народа.
— Почему в позднеельцинском правительстве, в которое Вы входили в ранге вице-премьера, не нашлось сильного человека, способного прекратить кровопролитие пускай даже жесткими методами, как это сделал потом Путин?
— К величайшему сожалению, не нашлось... Но хотел бы сказать вот что. Да, Владимиру Владимировичу в целом удалось стабилизировать обстановку на Северном Кавказе. Но нельзя забывать, что преступные тенденции, которые там раньше выходили наружу, теперь загнаны внутрь. Об этом говорят события в Дагестане, Ингушетии... И очень трудно спрогнозировать, когда они решат вновь выйти на поверхность. Более того, сегодня сложно понять, как и где существуют эти боевики, потому что во многих регионах — и не только на Северном Кавказе — часть власти сомкнулась с этими коррумпированными группировками. Многие из боевиков вошли во власть и теперь стали от нее неотличимы.
Помню, ехал я в конце 1990-х с одним из руководителей МВД на Кавказ и передал ему список бандитских группировок с адресами и домашними телефонами их лидеров. И что вы думаете? Многие из этих людей до сих пор контролируют ситуацию в некоторых регионах Кавказа. Почему их тогда не взяли?! Поэтому проблема очищения власти, которая во многом решена Путиным, еще существует. И тут еще многое предстоит сделать.
— Какие тления после распада Советского Союза способствовали и способствуют разобщению нации?
— После распада СССР появилась «новорусская» часть народа, которая стала считать остальную часть народа «совками» и быдлом. Скажу больше. По мере развития нашего общества усиливаются противоречия между этими двумя частями нашего народа. И дело не в национальностях или профессиональной принадлежности «новорусской» части нашего народа. Этот мир интернационален. На мой взгляд, для того, чтобы противоречия между этими двумя частями народа не получили должную оценку, их переводят в чисто национальные противоречия. Экономические и социальные трудности, кризис культуры и духовности — этим проблемам придается этнополитическая окраска.
— Разве такое разделение в 1990-е годы не было естественным?
— Это разделение народа неестественно и очень опасно. Потому что ни одна из его групп не допустит нарушения своего положения. Если первая часть — остатки советского народа — имеет хоть и устаревшую, но определенную базу ценностей, на которую может ориентироваться — на «отсталое» чувство единства и дружбы народов, например, то «новая» часть народа еще не приобрела никакой собственной культурной идентичности. Этот «новый» народ не интересует ни культура, ни другие духовные ценности. У них одна идеология, одна национальная идея — деньги и власть. Недопустимо, чтобы деньги и доллары стали национальной идеей России.