Как раскрыть убийство. Истории из практики ведущих судмедэкспертов Великобритании

Прежде всего нужно было найти контейнер, в который поместилась бы вся нога целиком. Подобрав подходящую емкость, мы заполнили ее на 70% спиртом так, чтобы хватило для полного погружения ноги в жидкость. Затем мы начали добавлять в спирт твердый диоксид углерода — эффектное непрозрачное вещество белого цвета, состоящее из кусков СО₂. Скорее всего, вы знакомы с этим химическим веществом по более распространенному названию — сухой лед. Его используют для создания визуальных эффектов в театре, когда на сцену пускают дым. В научных целях он требовался нам как замораживающий агент, аналогичный жидкому азоту. Он мгновенно снижает температуру любых объектов, с которыми входит в непосредственный контакт. Сухой лед в то время было проще достать, чем жидкий азот, и его доставляли в твердых брикетах, а не в виде жидкости. Ученым необходимо приступать к работе с сухим льдом в тот же день, чтобы он не нагревался при комнатной температуре, поэтому мы надели защитные перчатки, очки и начали молотком раскалывать большие куски твердого вещества. Когда мы насыпали мелкие кусочки в резервуар с денатурированным спиртом, лаборатория стала похожа на сцену из фильма ужасов: ее заволокло плотным белым туманом, который поднимался от сухого льда и стелился по рабочим поверхностям. Когда он рассеялся, мы погрузили в контейнер ногу, поднимая зрелищные волнистые облака. Там мы оставили ее на несколько часов, чтобы раствор придал ей прочность и твердость.

Я понял, почему хирург усмотрел в опухоли на ноге ценный образец: она была размером с мой кулак. Чтобы внутренняя структура опухоли была видна посетителям музея, затвердевшую ногу вместе с патологическим новообразованием нужно было вскрыть. Вооружившись ленточной пилой, мы распилили ногу по центру, чтобы получить наглядный срез голени и опухоли.

В 17 лет мне еще никогда прежде не приходилось заниматься такой работой, и этот процесс шокировал меня. Хотя экспонат получился очень интересным.

В колледже я занимался углубленным изучением гистологии целых пять лет, чтобы получить возможность продвижения по службе. Сначала я три года изучал общий технический курс, а потом еще два года специализировался на гистологии, связанной с моей работой. Поначалу все гистологические исследования для нужд Музея Гордона выполнял Джо, но позже он принялся обучать нас техникам, которыми пользовался сам. Для гистологического исследования требовалось получить срез небольшого фрагмента ткани толщиной 3 мм (квадратик со стороной 1 см). Затем с помощью особых химических красителей и манипуляций патология, то есть болезнетворный процесс, приобретала другой цвет. Клетки обычно принимали форму или цвет, отличавшийся от окружающей здоровой ткани. Когда патолог изучал под микроскопом выполненные мной срезы, он устанавливал истинную причину смерти.

С последнего экзамена я вышел на час раньше остальных и очень переживал, что забыл написать что-то очень важное, но, к счастью, страхи не оправдались, я окончил обучение с отличием и получил технический диплом. Меня повысили с младшего до полноправного техника-лаборанта, что по времени совпало с появлением у меня постоянной девушки по имени Джеки, преданной поклонницы нашей рок-группы.

Мое положение самого юного и самого незначительного сотрудника Музея Гордона изменилось после реорганизации отдела: коллега перевелся в другое медицинское отделение, и его обязанности перешли ко мне. Параллельно с работой в музее он проводил анализ органов жертв, которые погибли в результате утопления и которых профессор Симпсон систематически доставлял к нам на стол. Всегда можно было безошибочно определить, что профессор передал ему материалы расследования: за коллегой тянулся шлейф резкого неприятного запаха разлагающегося человеческого тела. С его уходом обязанность по выполнению расследований такого рода перешла ко мне как к начинающему гистологу.

Однажды я занимался изучением не одного, а сразу трех дел по факту утопления. К тому времени, как их выловили из Темзы, все три трупа уже сильно разложились. Самое неприятное в процессе гниения — это запах, который глубоко проникает повсюду и не выветривается. К нему невозможно привыкнуть, и чем дольше ты сидишь вблизи него, тем отвратительнее он становится. Запах забирается далеко в носовые пазухи, просачивается в поры и сопровождает тебя весь остаток дня.

Несмотря на то что на мне весь день была защитная маска, я не мог не чувствовать ужасной вони, которая постепенно пропитывала волосы, кожу и одежду. Вечером я опустился на свое место в закрытом купе старомодного вагона на двенадцать человек и, как обычно, смотрел в окно, пока поезд оживленно заполняли пассажиры со станции «Лондон Бридж». Спустя несколько минут, уже перед самым свистком, я огляделся и обнаружил, что остался совсем один. Несложно было догадаться, почему все покинули мое купе в такой спешке. Я бы тоже с удовольствием сбежал от гнусной вони, если бы смог.