Итак, больше чем одна половина всех предложений в КТМ (109 из 194) заканчиваются в конце строки; зато 85 из 194, чуть меньше 44 %, тем не менее заканчиваются в каком-то другом месте. Мы не располагаем какими-нибудь подробными статистическими данными по этому признаку в стихах других авторов, но можно предположительно утверждать, что замеченное отличие крупных метрических единиц от крупных синтаксических единиц — исключительное и составляет специфический признак стиля Бродского[89]. Особенно заметно, что присутствуют синтаксические границы после 5-го слога и даже после последнего слога перед рифмующим слогом, — места в стихе, где реже всего ожидается такая граница. Концентрируются синтаксические границы тоже в начале строки. В таблице 11 мы пересчитали цифры таблицы 10, с тем чтобы счет шел слева направо, с начала строки, а не с конца. Исключены здесь концы предложений, которые совпадают с концом строки.
Можно видеть, что те 9 строк, которые начинаются с анапестом длиной в одно предложение, не уникальны: строк этого типа не меньше шестнадцати. Еще замечательнее тот факт, что Бродский шесть раз заканчивает предложение после 2-го слога в строке, и в трех случаях даже после ее 1-го слога.
Созданный разной длиной предложений и расположением их пределов ритм становится еще сложнее и тоньше из-за взаимодействия с более низкими уровнями структуры предложения. В качестве примера того, как работает Бродский в этом отношении, можно процитировать 3-ю строфу с конца произведения. Строфа состоит из пяти предложений, ни одно из которых не совпадает с какой-нибудь метрической единицей; среди них только второе и пятое заканчиваются в конце строки. Вместо этого как всё предложение, так и его составные части постоянно вступают в конфликт с метрическими единицами. В данной строфе встречаются два из большого количества сравнений в последней трети КТМ; из них второе, между землей и океаном, с одной стороны, и временем — с другой, хорошо иллюстрируют типичные черты мышления Бродского с его склонностью к смешению измерений:
Как и в случае метрики, остается мало места для сомнения в том, почему Бродский предпочитает такой синтаксис. Дело в том, что предсказуемость силлаботоники на уровне структуры строфы и строки сопровождается заметной предсказуемостью на уровне синтаксиса[90], притом возникает значительная доля тавтологии (или «балласта») в процессе наполнения поэтом нужным числом слогов, предусмотренных избранными размером и строфой[91]. В стихотворной форме, изобретенной Бродским в КТМ и многих других крупных произведениях, написанных после 1972 года, не остается ни равносложности, ни равноударности; вдобавок довольно часто отсутствует обязательное ударение в рифме, тем самым раскрепощая окончание строки. Значительно снижена поэтому доля предсказуемости; разъединение синтаксических единиц от метрических еще усиливает эту непредсказуемость. Преимущества, полученные посредством такого подхода к построению стиха, конечно, подлежат неизбежному ущербу и могут, по мнению некоторых читателей, разлагаться, превращаясь в конце концов не больше чем в личную причуду.