Как работает мозг

Апперцептивная агнозия возникает в результате повреждения, нарушающего работу одного из ранних этапов “конвейера” распознавания, на котором восприятие распознаваемого объекта еще далеко не готово. Если не собрать все детали правильно, итоговое восприятие будет настолько слабым или невнятным, что мозг не сможет сопоставить его ни с чем из того, что ему известно.

Ассоциативная агнозия возникает в результате нарушения одной из поздних стадий распознавания. В этом случае восприятие может быть в полном порядке, но воспоминания, которые должны были бы ассоциироваться с воспринимаемым объектом (что необходимо для придания ему смысла), стерлись или стали недоступны.

Распознавание лиц — процесс по большей части бессознательный. Если он нарушен, сознание не может полностью распознать лицо, даже если “знает”, кому оно принадлежит.

У людей, страдающих апперцептивной агнозией, обычно нарушена работа только одного чувства. Например, они могут быть совершенно не способны распознавать объекты по их внешнему виду, но прекрасно распознают их по названиям или на ощупь. Людям, страдающим зрительной разновидностью апперцептивной агнозии, очень трудно перерисовывать даже простую картинку: для этого приходится методично воспроизводить ее штрих за штрихом. Кроме того, они обычно не способны находить похожие объекты. При ассоциативной агнозии люди, напротив, прекрасно могут описать то, что они видят, и пациенты, страдающие зрительной разновидностью этого расстройства, могут воспроизводить и сравнивать рисунки не хуже здоровых людей.

Утрата способности к распознаванию может касаться широкого круга объектов, но может и отличаться исключительной специфичностью. Одного хорошо обследованного пациента — бизнесмена, перенесшего обширный инсульт, — вид большинства объектов приводил в замешательство. Когда ему показывали морковку, он говорил: “Не имею ни малейшего понятия, что это. Снизу, кажется, твердое, а сверху перистое. Наверное, единственное логичное объяснение — что это какая-то щетка”. Про луковицу он думал, что это могут быть “какие-то бусы”, а нос он (довольно уверенно) определил как половник¹¹.

Другие люди лишаются способности распознавать лишь определенные категории вещей. Например, некоторые не могут назвать ни одного объекта, имеющего собственное имя. Человек может прекрасно помнить, что такое королева и что такое храм, но если показать ему картинку и спросить: “Это королева Елизавета I или Парфенон?” — он не будет знать, что ответить¹². Нераспознаваемой категорией объектов могут быть лица (такое расстройство называется прозопагнозией) или другие части тела. “Это запястье?” — спрашивал один пациент, глядя на изображение локтя, а затем поправлялся: “Нет. Конечно, нет. Это чей-то зад”.

Открытие того, что из-за единственного повреждения мозга у человека могут полностью стереться знания, например, обо всех рукотворных объектах или обо всех животных, заставляет предположить, что эти категории каким-то образом изначально встроены в человеческий мозг, что в памяти каждого из нас имеется выбор заранее подписанных полочек: “имена собственные”, “съестное”, “абстрактные понятия”, и так далее.

Это кажется настолько невероятным, что исследователи потратили немало времени и усилий на поиски альтернативного объяснения нарушений распознавания отдельных категорий объектов. Предметом особенно жарких споров стало разделение на “живое” и “неживое”. Известно уже немало пациентов, подобных описанной в начале женщине, то есть способных распознавать неживые объекты, но неспособных распознавать живые. Обычно эти пациенты также не в состоянии распознавать еду, даже если еда, которую им показывают — например, брикет мороженого, — больше похожа на (неживой) кирпич, чем на леопарда. Как ни странно, обычно такие пациенты также исключительно плохо справляются с распознаванием музыкальных инструментов¹³. Однако другие рукотворные объекты они легко называют, как и части человеческого тела.

Судя по этим пациентам, наш мозг по какой-то причине помещает животных и музыкальные инструменты на одну полочку, а рукотворные объекты и части человеческого тела — на другую. На первый взгляд это кажется странным. Почему животных и музыкальные инструменты? Почему рукотворные объекты и части тела? Что наш мозг делает с представлениями об этих столь непохожих вещах, зачем объединяет их друг с другом?

Ответа на этот вопрос пока нет, но есть много догадок. Некоторые ученые высказывали предположение, что представления о разных объектах объединяются у нас в мозге не по принципу живое — неживое, а в зависимости от того, хорошо они нам знакомы или нет. Но если бы это было так, то, например, трубкозубы не попадали бы в ту же категорию, что и кошки, а имеющиеся у нас данные свидетельствуют скорее об обратном. Другие объясняли наблюдаемую схему объединения разницей между большим и маленьким, однообразным или разнообразным, опасным или безопасным, и так далее.