Человеческие эмоции чем-то похожи на цвета: первичных эмоций, судя по всему, немного, и широкий круг их более сложных производных создает смешение первичных ингредиентов в разных пропорциях. Возьмем, например, “удовольствие с оттенком чувства вины, окрашенное привязанностью и раздражением”, которое можно почувствовать, получив открытку с поздравлениями по случаю дня рождения от друга, которого вы сами недавно не стали поздравлять. В самом виде открытки нет ничего, что могло бы вызвать такую реакцию. Она возникает лишь тогда, когда, узнав почерк, вы запускаете сложный поток связанных с вашим другом мыслей и воспоминаний, поставляющих ингредиенты для эмоциональной реакции. В частности, вы вспоминаете день рождения вашего друга и свое решение не посылать ему открытку, что вызывает у вас чувство вины, которое, в свою очередь, представляет собой смесь страха (боязни наказания) и отвращения (к самому себе). Все это происходит на фоне воспоминаний о вашей дружбе с этим человеком, благодаря которой сюда добавляется привязанность — умеренная форма любви. Вы можете также вспомнить, почему не отправили открытку: вы были слишком заняты. Отсюда раздражение — мягкая форма гнева. Сложите все вместе, хорошенько перемешайте, и вы получите сложный набор эмоций. Есть основания полагать, что подобное доступно только человеку, но не другим животным. Но даже это еще не готовое блюдо. Чтобы эмоции работали как механизм выживания, они должны находить выражение, а для этого требуется еще один раунд когнитивной обработки информации. Внешние проявления эмоций требуют определенных действий от тела. Это могут быть рыдания, хмыканье, бегство или просто прибавление слегка язвительного оттенка к нейтральному по содержанию устному сообщению.
Нередко встречаются люди, способные испытывать эмоции, но не способные их выражать. Этот недуг называют алекситимией. Проблемы этих людей существенно отличаются от проблем таких, как Эллиот. При алекситимии человек испытывает эмоции, но не может выразить их — по-видимому, в связи нарушением нейронных связей между сознательными областями коры, которые обрабатывают сведения, имеющие отношение к эмоциям, и отделами мозга, которые управляют выражением лица, речью и другими физическими средствами проявления эмоций. Например, разрыв связи между эмоциональными отделами коры и речевыми зонами левого полушария способен вызывать удивительную монотонность голоса. Человек может, например, сказать совершенно бесстрастно: “Я очень зол на вас”, а затем, понимая, что в этом утверждении чего-то не хватает, тем же голосом прибавить: “Я действительно очень зол”.
Такие нарушения можно вызвать и искусственно. Наблюдаемый эффект будет напоминать эффекты, характерные для пациентов, страдающих алекситимией. В рамках одного эксперимента исследователи подавляли активность в участке мозга испытуемых, посылающем сигналы к задействованным в выражении эмоций мимическим мышцам, а затем показывали испытуемым изображения людей, демонстрирующих различные эмоциональные реакции. В этом случае, в отличие от случая, когда мозг работал нормально, испытуемые на удивление плохо понимали, что именно чувствовали люди на картинках. Этот результат лишний раз подтверждает, какую важную роль в сопереживании играет подражание мимике другого человека3.
Алекситимия шшает тех, кто ею страдает, важного средства общения — способности быстро и без лишней траты сил сообщать другим, что ты чувствуешь. Человек, страдающий этим расстройством, может знать, что именно он хочет сказать, и подбирать подходящие слова, но все же не уметь донести мысль до окружающих. А ведь именно для донесения мыслей до окружающих прежде всего и нужны эмоции. В крайних своих проявлениях эмоции заставляют нас бить, бежать или кричать. Но на том уровне, на котором мы обычно испытываем эмоции, они нужны в основном для того, чтобы вызывать соответствующие эмоциональные изменения в других людях, подталкивая их к выгодному для нас поведению.