Инстинктивное понимание того, что на уме у другого человека, называют
Однажды отец увидел своего сына через окно. Мальчик был один. Он стоял и показывал рукой на шкаф, где хранилось печенье. Ребенок не видел, что за ним следят, и отец решил понаблюдать. Минут через пять, продолжая показывать на шкаф, мальчик начал демонстрировать явные признаки огорчения, а минут через десять — крайнего недовольства. Через пятнадцать минут у него началась настоящая истерика. Было очевидно, что ребенок ждал, что ему дадут печенье. Он не понимал, что этого не произойдет, когда рядом нет никого из взрослых, потому что не понимал, что показывать на то, что он хочет, нужно затем, чтобы кто-то другой это осознал. А понять это он не мог потому, что сам не имел ни малейшего представления о сознании других людей.
Хотя мы не замечаем этого, механизм концептуализации, нужный для построения моделей сознания других людей, весьма сложен. Для этого требуется, во-первых, умение осознавать себя отдельно от собственных мыслей, чувств и ощущений. Во-вторых, требуется умение смотреть на себя со стороны. В-третьих, совершив этот огромный концептуальный скачок, нужно еще осознать, что у некоторых объектов окружающего мира (тех, которые производят впечатление мыслящих существ) в голове, как и у нас, целые миры, образованные собственными ощущениями.
У большинства людей вся эта сложная работа осуществляется бессознательно. По-видимому, только людям, страдающим аутизмом, приходится задействовать в такой работе новую кору (отделы коры больших полушарий, отвечающие за высшие функции мозга). На это указывают результаты описанного ниже исследования, проведенного психологами Утой Фрит и Франческой Аппе совместно с учеными из Отделения когнитивной нейробиологии фонда “Уэллком траст”.
Испытуемым из группы здоровых людей, лежавшим в позитронно-эмиссионном томографе, зачитывали короткие рассказы двух типов. Рассказы первого типа были такими: “Вор-взломщик только что ограбил магазин и убегает, пытаясь скрыться с места преступления. На бегу он роняет перчатку, и это видит полицейский, совершающий обход. Полицейский не знает, что это вор, он просто хочет сказать человеку, что тот обронил перчатку. Но когда полицейский кричит ему: ‘Эй, вы! Стойте!’, вор поворачивается, видит полицейского и выдает себя. Он поднимает руки вверх и признается, что это он ограбил магазин”.
А вот пример рассказа второго типа: “Вор-взломщик собирается ограбить ювелирный магазин. Он ловко открывает замок отмычкой, а затем проползает под лучом электронной сигнализации. Он знает, что если коснется этого луча, то раздастся сигнал тревоги. Он тихо открывает дверцу хранилища и видит блеск драгоценностей. Но когда вор тянется к ним, он наступает на что-то мягкое. Он слышит визг и видит, как что-то маленькое и пушистое пробегает мимо него к входной двери. И тут раздается звук сигнализации”.
После прослушивания каждого из таких рассказов испытуемым задавали один вопрос, и пока они думали над ответом, сканировали мозг. После первого рассказа им задавали такой вопрос: “Почему вор сдался полиции?” А по поводу второго — такой: “Почему сработала сигнализация?” Чтобы ответить на первый вопрос, испытуемому требовалось разобраться, что было у вора на уме, а чтобы ответить на второй — просто обладать некоторыми общими знаниями.