Как работает йога. Исцеление и самоисцеление с помощью йога-сутры

Боролась, кричала, истекала кровью… Наконец ей удалось родить, но ребёнок… девочка… она родилась мёртвой. А жена… это убило и её тоже… И я остался один, с двумя мёртвыми телами… в том прекрасном доме… доме надежд…

Слёзы покатились по щекам, он застыл неподвижно, уставившись в пол. Мой пёсик — он всегда чувствует настроение — спрыгнул с моих рук и положил голову коменданту на колени. Тот машинально погладил его и через некоторое время вновь заговорил:

— Вот тогда… тогда я и начал пить. Боль была слишком сильной…

Жизнь потеряла для меня всякий смысл. Я стал опаздывать на службу, потом приходил всё реже и реже — просто не мог убедить себя встать утром с постели. Пил всё больше, уже и среди дня, и в таком виде являлся на работу. Мой начальник… он вообще-то добрый человек, во многом похож на моего дядю… сначала он смотрел на мои выходки сквозь пальцы, покрывал меня, потом стал наказывать, но ничего не помогало. У него и у молодого короля было много врагов, они есть и сейчас — и при дворе, и среди чиновников. Слишком многие только и искали повода, чтобы избавиться от новых людей. В конце концов у него не осталось выхода, и он отправил меня сюда, в этот забытый богом посёлок на самой границе — не знаю, почему именно сюда, наверное, потому что здесь, делай я что угодно, хоть упейся до смерти, никто ничего не заметит.

Комендант грустно покачал головой.

— А Рави, пристав, уже тогда был здесь. Он был хорошим человеком… он и сейчас хороший человек. То были славные дни, тогда, в самом начале. Рави объяснил мне что к чему и увлёк своим планом избавить местное население от бандитов, которыми кишели окрестности. И мы это сделали. Те мечи и пики, что висят на стене в участке, не всегда были покрыты пылью и ржавчиной — мы много дрались… а потом много пили… — Он снова замолк и опустил глаза. — Рави… ты знаешь, до моего приезда он ведь совсем не пил, был хорошим семьянином и отличным солдатом… Это я, именно я приучил его пить — сначала ради веселья, чтобы отпраздновать победу или снять нервное напряжение, потом от скуки, потом… потом, чтобы забыть о своей боли…

— Комендант осёкся и замолчал. На этот раз пауза длилась долго, я ждала, он рассеянно чесал Вечного за ухом.

— Потом мне пришлось… я бросил пить, потому что сознавал свою вину… а он… он не смог, потому что его боль всегда была с ним. И теперь он то и дело бросает, но когда вспоминает, и боль возвращается, начинает снова. Так или иначе, ты же понимаешь… — Он снова остановился и взглянул мне прямо в глаза. — Ты же понимаешь — даже если наша мечта сбудется, даже если всё наше сидение в тишине и забирание его боли, его пьянства, когда-нибудь сработает… даже если он в самом деле получит самое лучшее, что я приберегал для себя… если он и в самом деле станет комендантом — даже тогда… я не знаю, какой в этом смысл… в глубине души мне кажется, что… — Он со вздохом положил руку на портрет жены. — Какая разница, если всё равно когда-нибудь всему придёт конец? Трезвый он или пьяный, комендант или пристав — всё равно ему предстоит упадок сил, унизительная старость, потеря всего самого дорогого и, наконец, смерть. Зачем тогда вся эта йога? Какой смысл?

Я молчала, инстинктивно понимая, что он ещё не выговорился.

Некоторое время он задумчиво вглядывался в темноту ночи. Потом снова посмотрел на меня — взор его прояснился, в нём светилась сила.

— Я хотел быть с тобой честным и открытым и рассказал всё как было.

Но есть… есть ещё кое-что, о чём я не упомянул. Мой дядя… когда я был ещё совсем молод, почти мальчик, он не просто учил меня простым позам йоги, правильному дыханию, концентрации и древней азбуке.