— Поэтому, — продолжала я, — Мастера прошлого, в какой бы стране они ни жили, учили других правилам владения собой. Даже не правилам, а принципам. Это образ жизни, который должен исходить изнутри, а не потому, что кто-то заставляет. Вы следуете ему, потому что сознательно закладываете в свой разум полезные семена, которые создадут для вас совершенное тело и разум в совершенном мире. И вы знаете, что добившись успеха сами, можете научить и других. И вот здесь Мастер делает нам всем большой подарок — высшую форму владения собой, на уровне мировоззрения. То, как мы смотрим на мир, определяет в конечном счёте, что мы будем думать, говорить и делать в своей жизни и что передадим своим детям. Он говорит, что мы должны ради наших близких и наших детей постоянно проверять себя. Думать о том, чему научились от других, и полезно ли это. Даёт нам что-нибудь или не даёт и никогда не давало, как выпивка. И если наш взгляд на мир неправилен, если он не помогает людям и не приносит им счастье, то мы должны иметь смелость отказаться от него, исправить свою ошибку, а не слепо передавать другим поколениям. Я предлагаю вам, комендант, новые идеи, новый взгляд на мир, способ исправлять даже очень большие ошибки и несчастья, бороться со старостью и смертью. Но вы должны открыть свой разум, осознать, что старый взгляд на мир — тот, которому нас учили — не способен вместить эти идеи, он просто не годится для самых важных вопросов жизни. Если вам что-то кажется странным и непонятным, задавайте вопросы, пока не поймёте, и не торопитесь.
Постепенно вы поймёте, что этот новый и в то же время древний взгляд на мир полон смысла, и тогда попробуйте жить в соответствии с ним — ради вас и ваших близких. Это будет полезнее, — я гордо выпрямилась, как делала Катрин, — чем бросаться перьями каждый раз, когда вы сталкиваетесь с новой и непонятной идеей, которая, может быть, спасёт вашу жизнь и жизнь тех, кто вам дорог.
Я закончила, но всё ещё не отпускала его руку. Он смотрел на меня, заворожённый открывающимися возможностями. Мечта о совершенном мире слишком прекрасна, чтобы умереть в нашей душе, даже если юность давно позади. Мечту нужно лишь разбудить.
Он молча кивнул. Затем мы посидели в тишине и занялись добрыми старыми позами. Прочистить трубы снаружи тоже иногда не мешает.
— Нам надо как-то всё упорядочить, пока совсем не запутались, — заявил пристав.
Он сидел вместе с нами на полу моей камеры. Мы с Бузуку даже не нашлись сразу, что ответить. Пристав продолжал, не обращая внимания на наши удивлённые лица:
— Слишком много людей набралось, нельзя пускать это дело на самотёк Главное, конечно, это занятия Пятницы с комендантом, раз потом ему сразу нужно объяснять всё мне и караульному. Пускай тогда занятия будут, скажем, по понедельникам с утра, как можно раньше. — Он поднял глаза к окну. — Ладно, я скажу коменданту. — И сделал пометку на листке бумаги. — Сразу после этого пускай приходит мой Аджит, потому что детям гораздо легче учиться до обеда. Значит, и ты, Бузуку, приводи своих утром.
Услышав последние слова, мой толстый сосед вытаращил глаза.
Пристав продолжал:
— Да, если, конечно, это удобно Пятнице — ей ведь ещё коврики ткать надо… — Он взглянул на меня, но я понимала ещё меньше, чем Бузуку, который, наконец, пришёл в себя.
— Рави, что это тебе пришло в голову насчёт моих ребятишек? Они-то тут при чём?
— А при том! — воскликнул пристав. — Я вчера сидел дома и думал о последнем уроке коменданта… — Он осёкся и слегка покраснел.
— А, понял! — оживился Бузуку. — Отлично, Рави! Ты решил с места в карьер начать исправлять взгляд на мир? Правильно, долой старьё, не будем заботиться только о себе, надо учить и других! Пускай и другие дети учатся вместе с твоим. Вот главный ключ к йоге. Молодец! — И он от души так хлопнул пристава по спине, что тот закашлялся. — Ну и урок был у вас с комендантом! — подмигнул он мне. — Мы слушали и вовсю болели за тебя. Рави готов был вломиться к вам и вбить коменданту эти новые семена в голову своей дубинкой. Нечего кидаться перьями!
Правда, Рави? — И он опять двинул пристава по спине, ещё сильнее, а потом наклонился ко мне и прошептал: — Это зёрна! Они прорастают! Колотил нас с тобой, пускай теперь расплачивается. — И ударил снова, для ровного счёта.
Откашлявшись, пристав заговорил снова, слегка отодвинувшись от жизнерадостного соседа:
— Потом Пятнице надо будет слегка перекусить, нормальный обед будет ближе к вечеру, и провести занятие с матерью караульного. Трёх дней в неделю будет достаточно, как ты думаешь?
Я молча кивнула, ошеломлённая его красноречием.
— Вот и хорошо! — улыбнулся пристав. — Значит, решили. — Он встал и слегка постучал дубинкой по голове Бузуку. — А теперь марш в камеру, толстяк! Мне надо поболтать с Пятницей наедине.
Бузуку, кряхтя, поднялся на ноги.
— Сам не понимаю, как мне удалось вчера сделать ту позу три раза подряд, — пожаловался он, подходя к двери, и обернулся к приставу: — Не забудь запереть за мной, а то все подумают, что я слишком тупой, чтобы убежать.
Пристав снова обратился ко мне: