Как прое*** всё

Есенин не был умный. Поэтому он даже дружил с чекистом Блюмкиным. Многие до сих пор удивляются – как же так, Есенин и Блюмкин, как они могли дружить? Но в этом нет ничего удивительного. Во-первых, оба любили выпить и женщин – классическое двоеборье. Но главное – оба они были преступники. Блюмкин убил посла Мирбаха и еще очень много других людей. Есенин никого, кроме себя, не убил (да и то оспаривается), но он тоже был преступником. Поэт – всегда преступник, потому что нарушает главный закон: что надо жить по-человечески. Поэт живет не по-человечески. Поэтому живет мало и хуёво, как емко заключил Стасик Усиевич. Конечно, два преступника дружили – Есенин и Блюмкин. Рыбак рыбака, и так далее. Блюмкин однажды даже познакомил Есенина с Троцким, и Есенин страшно этим знакомством гордился, сказал даже, что считает Троцкого «идеальным, законченным типом человека». Ну, да, Есенин не был умным, поэты близки к музыкантам. Что же касается Троцкого, то его действительно можно принять за тип человека – только не «законченный», а точнее будет сказать – конченый, и не идеальный, конечно, а просто типический. На смерть Есенина Троцкий, блеснув пенсне, черкнул статейку: «Умер поэт. Сорвалось в обрыв незащищенное человеческое дитя. Да здравствует поэзия!» Как вам это нравится, читатель: «Сорвалось в обрыв незащищенное дитя»? Это говорит человек, который придумал две вещи красного цвета – Красную армию и красный террор. По делу получил ледорубом в буденовку в Мехико. А Есенин попал в давилку, но масло вытекло, драгоценное масло осталось.

Поэты мало живут – нет, это ни хуя не трагедия. Трагедия – это то, что я не могу назвать сейчас всех поэтов, не могу привести полный список. У меня даже есть преимущество – о некоторых поэтах, уж совсем неизвестных, мне рассказал Гоголь и дал почитать их неизданные тексты. Но были ведь и такие, о которых даже террор узнать не помог, которых даже Гоголь не знает, о чем, кстати, он всегда сожалел. Я не смогу назвать их имена, и никто не может, и никто не узнает, что они были на свете и принесли свою жертву, максимальную жертву. Сволочи, какие же мы все сволочи, мы даже хуже, чем Троцкий. Герои все просрали. А мы все забыли. Кто же мы после этого. Пидарасы мы все.

Да, герой должен умереть, чтобы его признали героем. Вдруг читатель спросит, почему? Откуда взялась эта догма? Отвечу. Потому что это правильно. Потому что это догма, блять! Запишите в тетрадки. Хороший герой – это мертвый герой. Он получает бессмертие в обмен на жизнь. Все честно. Живой герой – это не герой, это его эмбрион. Вампилов утонул – его Сарафанов и Зилов, наоборот, всплыли. Шпаликов повесился – но до сих пор шагает по Москве, и даже стоит при входе во ВГИК, гляньте. Клычкова убили, но, когда он стоял у сосны и ждал пули в затылок, я уверен, он улыбался. Потому что он думал: я умру, но никуда не денется любовь. К зверю, птице и человеку.

Все честно, все правильно.

Сергей Михалков

Вот только придется что-то сделать с Сергеем Михалковым. Потому что на этом месте читатель, вероятно, может спросить: позвольте, а как же Сергей Михалков? Я могу, конечно, прикинуться Есениным и сказать: а что Михалков? Но читатель может настаивать: позвольте, тут нестыковка какая-то. С одной стороны, Михалков-старший, как известно, автор Гимна СССР, стихов про ментов, любимец режима и так далее. Но с другой – на его стихах детских много людей выросло хороших, да и стихи неплохие; попробуйте написать стихи про ментов, еще неизвестно, как у вас это получится, а у него получалось.

Как же так? Получается, с одной стороны, он не герой, а с другой стороны – он хороший поэт. А поэт – герой. То есть поэт должен им быть. Даже детский поэт должен быть героем. Иначе во что детям верить?

Придется разъяснить читателю это узкое место.

Все дело в жертве. Всем пожертвовал – всё получил. Сверху. Откуда-то. Чуть поменьше, чем всем, пожертвовал – чуть поменьше, чем всё, получил. Сверху. Все это очень просто устроено на самом деле. Все дело в жертве. Да, написал Сергей Михалков стихи хорошие, детские. Талант у него был, но что он с ним сделал? Он его проебал. Кто знает, что бы он написал, если бы пожертвовал не мелочь, которую все равно в кошельке носить тяжело, а все бы отдал, с кошельком вместе? Может, он написал бы не про ментов, а про людей? Может, он написал бы не Гимн СССР, а гимн всего вообще? Но для этого надо было отдать все. А он не мог, потому что хотел и рифмовать, и жить по-человечески, быть обласканным и музой, и властью, а так не бывает, потому что женщины моногамны, и две женщины одного мужчину ласкать одновременно не станут, если только это не порно. Но искусство – не порно, а порно – не искусство. Да, имел тиражи, как у Снуп Дога. Но путь большого поэта проебал. Все честно, все правильно. Нет с Сергеем Михалковым никакой нестыковки.

Три белых коня