Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы

— Ну да. Тебе разве никогда не хотелось назвать Шелби на эту букву? А остальным можно расшифровывать как Большое Будущее. По-моему, Шел не повредит прозвище. Да и мне не помешало бы как-нибудь поэффектнее назваться. Есть предложения?

Прозвища, которые я то и дело даю мамуле, в основном непечатные. Однако побоище в ресторане в мои планы не входит, и я быстренько меняю тему.

— А с кем у Шел деловая встреча?

Уж не затевают ли они с Люси за моей спиной какую-нибудь пакость? Очень может быть. А мне по фигу.

— Не знаю. Вроде с Люси, фамилию я не расслышала. Понятия не имею, кто это.

— Ах, Люси! Та еще стерва. С ней лучше не связываться.

Мамуля не слушает. Она ерзает на стуле, и до меня доходит, что дело не в абстинентном синдроме.

— У тебя что, шило в одном месте?

Мамуля понижает голос до шепота, а сама таки стреляет глазами по всем посетителям мужского пола.

— Гадалка предсказала, что сегодня я встречу свою настоящую любовь.

— Мам, ты чего? Ты была замужем сорок пять лет. Ты недавно наняла жиголо. Тебе не кажется, что настоящая твоя любовь — либо папа, либо Генри?

— Кому кажется, тот крестится. Что же мне теперь, похоронить себя заживо?

— Я снова разговаривала с папой, — вру я.

Папа установил определитель номера, и пока я не окажусь на седьмом уровне (управление поведением), мне не удастся заставить его снять трубку.

Мамуля напрягается, в глазах мелькает надежда.

— И что он сказал?

— Мама, он скучает по тебе. Ты должна вернуться домой.

— Ни за что, пока эта шлюха не уберется из нашей постели.

Тут в зал влетает Шелби. На голове у нее черт-те что, каблук сломан. На четвертом уровне могла бы и получше выглядеть.

Шелби плюхается на стул и залпом выпивает мой коктейль.

— Я чуть не погибла!

— Неудивительно. За такие туфли и умереть не жалко.

Взгляд у Шелби безумный.

— При чем тут туфли! Меня чуть не убили!

Мамуля даже забыла о предполагаемой встрече настоящей любви. Еще бы: у Шелби вид, будто она только что вырвалась из бутика «Прада» в первый день распродажи.

— Расскажи толком, Шел.

— Я шла по Пятьдесят седьмой улице, шла себе, никого не трогала. И когда я оказалась под большим красным тентом — ну, вы знаете, — как откуда ни возьмись появилась эта фигня. И пролетела в дюйме от моей головы!

Шелби слегка разводит большой и указательный пальцы, словно неправильный рыбак.

— Что конкретно пролетело?

Вы же помните, я люблю подробности.

— Шар для боулинга.

Меня разбирает смех.

— Ой, Шел, не гони!

— Да кто гонит? Мне чуть череп не размозжило! Шар был номер десять, не меньше. Такой здоровый, синий, блестящий. От бордюра кусок откололся, а бордюр ведь каменный! — Шелби прижимает руку к сердцу. — Я смотрела в глаза смерти. Черт. Мне нужно выпить.

Я подзываю официантку и заказываю порцию виски. Алкоголь, по моему глубокому убеждению, лечит все болезни и даже помогает от смерти.

Тут в разговор встревает мамуля.

— Шелби, ты в сорочке родилась. Но твой шар — это еще что! Вот рядом со мной однажды приземлился кусок горгульи. Просто откололся и рухнул. Каково? А тебе нужно сходить к мадам Фортуне. Она — лучший медиум в Нью-Йорке. Она мне рассказывала, что у нее был рак, а в один прекрасный день опухоль исчезла сама собой. Врачи в один голос называли это чудом. Однако Фортуна в чудеса не верит. Она говорит, мы все умрем, но ты обвела Смерть вокруг пальца, а значит, она будет тебя преследовать. Наверняка это происшествие — не последнее. Мадам Фортуна поможет тебе уберечься.

Узнаю мамулю: каркать — ее любимое занятие. Вот интересно, какова вероятность, что на одного и того же человека по очереди рухнут две горгульи?

— Ты думаешь? — Шелби с недоверием смотрит на бокал виски. — А ведь алкоголь тоже вреден. От него цирроз. Пожалуй, пить не стоит.

Я беру бокал и не моргнув глазом выпиваю.

— Все, Шел, проехали. Выше нос! Бери от жизни все — ведь ты этого достойна!

Мамуля не выдерживает и со словами «Извините, мне нужно покурить» торопливо двигает к выходу.

Шелби продолжает ныть, я пытаюсь переключить ее внимание с инцидента на что-нибудь жизнеутверждающее. Появляется официант и начинает рассыпаться перед Шелби мелким бесом. А я? А передо мной?

— Сердитый омар на ложе из панциря[28]! — провозглашает официант, словно прислуживает Папе Римскому.

Мне же рыба подается, как надоевшей разожравшейся кошке. Так и подмывает использовать заклинание, чтобы Шел перестала выпендриваться, но ведь эта стерва умеет читать мысли…

— Откуда мне знать, что этот омар — экологически чистый? — вопрошает Шелби, едва дождавшись, пока уберется официант.

Она с тоской смотрит в тарелку. К счастью, омара, перед тем как готовить, тщательно отмыли, и он бодро розовеет в окружении маслин и лайма.

— Да успокойся наконец! Зверьку уже все равно.

— Видишь ли, Ви, я была на волосок от смерти. И знаешь, о чем я успела подумать, пока летел чертов шар? О том, что через несколько секунд у меня по лицу будут бегать огненные ящерицы — тысячи ящериц — и кожа будет плавиться.

— У тебя богатое воображение.

У меня, надо сказать, тоже, только я не даю ему разыграться.