Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы

Паоло вертит стойку с ремнями, бросая страстные взгляды на Генри. Чтобы Генри окончательно убедился в его сексуальных предпочтениях, Паоло нараспев обращается к мамуле:

— Тони Данза? Рыба моя, да ведь ты подставила свою дочь. Теперь все эти достойные джентльмены будут считать, что у Ви дурной вкус. Тони Данза — это же мужлан, настоящий мужлан… — Паоло картинно откидывает голову и продолжает: — Он даже не член клуба фанатов Ви. Кстати, Ви, что ты думаешь об этом чемодане? Может, в голубом варианте он будет лучше смотреться?

Мамуля берет розовый чемодан и выносит его в центр торгового зала. Вообще-то чемодан довольно стильный.

— В следующий раз скажу, что Ви встречается с Фрэнком Синатрой. Тогда они точно выпадут в осадок.

С этими словами мамуля идет к выходу, стараясь делать шажки помельче, как принято в Верхнем Уэст-Сайде. В руке у нее сумочка (разумеется, «Соната»), бедра ходят ходуном, как чаши неисправных весов. Генри кидается к двери, чтобы распахнуть ее перед хозяйкой. Когда мамуля исчезает в проеме, Генри одаряет Паоло нежнейшей улыбкой и подмигивает.

Моя мать наняла жиголо-гомосексуалиста. И это меня не удивляет. Интересно почему?

* * *

Сегодня я ужинаю в «Нобу» с Региной, Кэлвином и Эми. Я также пригласила Паоло, потому что я добрая. (На самом деле потому, что он может понадобиться: вдруг создастся ситуация, требующая управления поведением, а я-то всего-навсего на втором уровне.)

Регина и Кэлвин являются с опозданием.

— Мы были тут рядом, — объясняет Регина, как будто это оправдание.

Кэлвин — крупный мужчина, настоящий громозека. У него открытое лицо — сразу видно, что он родом из Нью-Гэмпшира. Я, правда, никогда не бывала в Нью-Гэмпшире, но мне кажется, нью-гэмпширцы должны выглядеть именно как Кэлвин, или Кэл, — он предпочитает это демократичное сокращение.

У Кэла и Регины высокие отношения. Кажется, они изо всех сил стараются игнорировать друг друга, что полностью соответствует моим представлениям о семейных узах. Не дай бог иметь отца вроде Кэлвина. Регину просто жалко. Я бы на ее месте отреклась от такого папы. С другой стороны, мамуля ничуть не лучше, но мне и в голову не приходило от нее отречься. Может, это неспроста.

Целых полчаса Кэл изучает меню и с пристрастием допрашивает официанта. Остается только гадать, сможет ли он отмазать Марвина. Но ведь и я не могу его отмазать, так что мне ли бросаться камнями?

— Как называется этот липкий зеленый соус? Он такой острый, супер!

Очень хочется бросить камень или хотя бы наслать заклинание, чтобы прекратить этот ужас. Но в моем арсенале только выразительные взгляды, да и то для Паоло. Он любезничает с Региной, помощи в управлении поведением Кэлвина от него не дождешься. Эми ничего не замечает, и потом, она ведь не клиент и даже не кандидат, что с нее взять? (Вы не находите, что Нью-Йорк просто придет в упадок, если еще добрая дюжина сценаристов мыльных опер не займется благотворительностью?) Эми не до нас: она высматривает знаменитостей. И кто ее за это осудит?

Официант проявляет чудеса терпения — видно, предвкушает щедрые чаевые. Кэл продолжает допрос. Как же он достал! Ох, если бы я была на третьем уровне! Я пинаю Паоло под столом, но он не реагирует — слишком увлечен Региной.

Наконец, одновременно с моим терпением, у Кэла иссякает запас вопросов к официанту. Заказ сделан. Отомри! Приходится быть любезной с Кэлом, но, видит сами знаете кто, я делаю это только ради Бланш. Я пока не представляю, как помочь Кимберс и Марву, но сегодня, надеюсь, в голове у меня какой-нибудь план да проклюнется.

Если учесть мораторий на вербовку клиентов, а также лишний жир, который приходится на себе таскать, я должна бы особенно тщательно взвешивать все свои поступки. Пусть меня называют эгоистичной, стервозной или даже мстительной, но только не злой. Это принципиально. Кажется, я все уладила для Мегс (а заодно и для остального человечества), но и для Кимберли, и даже для Марва остается надежда. Хотя к этой паре я не испытываю ни малейшей симпатии.

Кэл пытается толкать речь, но я превращаю его слова в жужжание. Помощь приходит в лице официанта — он несет треску в соусе мисо.

Кэл тут же дегустирует блюдо и от удовольствия стонет на весь зал. Эми покрывается пунцовыми пятнами. Кэл продолжает есть, время от времени облизывая свои толстые кольчатые пальцы, — того гляди, проглотит.

— Кэл, не делайте из еды культа, — говорю я.

Никогда не была фанаткой «Фактора страха», и Кэлвиновы манипуляции окончательно отбили у меня аппетит.

Регина и Паоло никого и ничего вокруг не замечают. А Кэлвин слушает да ест. Я тоже поневоле слушаю:

— Мне очень нравится все, что вы делаете, мистер Паоло.

Паоло краснеет:

— Можете называть меня просто Паоло.

— Как я волновалась, когда узнала о пожаре! Вы ведь могли пострадать.

— Паоло не умрет.

Итальянский акцент становится заметнее — верный признак, что Паоло старается произвести впечатление.

Регина, кажется, хочет что-то сказать, но опускает глазки в тарелку и начинает выводить узоры на рисе. Чтоб мне провалиться, если это не пронзенные портняжными иглами сердца.