От паники у него дрожало всё сразу: голос, руки, ноги, сердце прыгало то в желудок, то в горло. Он швырял в Гриндевальда осколки фаянса от расколотых раковин, камни, стёкла, рулоны бумаги, халаты, тапочки — всё, на что падал взгляд. Он был бесполезен в бою, но зато он мог помешать ему попасть по Скамандерам, и он делал то, что умел лучше всего. Создавал шум.
Тесей получил удар в спину, споткнулся, взмахнул руками.
— Инсендио!
— Акцио! — бросил Талиесин, и Тесея через всю комнату швырнуло ему прямо в руки из-под мощного сгустка огня.
Швырнуло, да не дошвырнуло — Тесей аппарировал прямо в полёте, укрылся за грудой камней.
Они кружили, как карусель, вокруг Гриндевальда, и, казалось, это не кончится уже никогда. Он был как будто всесилен. А по лестнице в башню уже бежала толпа старшекурсников, которую вёл фон Шперинг. Заполнив разгромленную гостиную, они сомкнулись, приняв боевую позицию. Выставили вперёд посохи, будто копья.
«Нам конец», — обречённо подумал Талиесин.
***
Он слышал это весь день. Он видел знаки. В зерне, рассыпанном из мешка. В разговоре воды, льющейся из кувшина. В тенях, которые ложились на землю от могучих деревьев. Он слышал зов.
Ночью он ушёл за пределы стойбища. Разжёг костёр в бледном свете луны, затянул длинную песню для духов. Колотушка, украшенная лентами, била в козлячью шкуру шаманского барабана. Он танцевал и пел. Он знал, что его песня слышна по обе стороны мира, что она станет дорогой тому, что хочет прийти. Он пел и кружился вокруг костра. Дорога из мира духов — непростая дорога. Сколько шагов шаман сделает вокруг костра — настолько сократится путь духа. Он будет идти по его следам, он будет идти, держась за голос, за длинную песню, длинную, как верёвка, протянутая в тумане.
И когда он пришёл, шаман остановился. Ноги гудели от ударов пятками в землю, горло дрожало, устав выпевать дорогу. Возле костра стоял дух. Молодой мужчина, одетый, как воин из тех, что стоят на страже зари. Совсем молодой. С глазами, тёмными, как густая лесная тень, в которой не видно тропы. С лицом, как рябь на воде.
— Сойка, — сказал он. — Сойка Летящая Через Дождь.
Сойка кивнул и протянул духу свою трубку в знак уважения. Он не удивился, что в мире духов известно его имя. Он был шаманом уже четверть века. В мире духов у него было много друзей.
— Я слушаю, — сказал Сойка.
Воин взял предложенную трубку, покрутил в руках, явно не зная, что делать с ней дальше.
— Персивалю нужна твоя помощь, — сказал дух. — Он умирает.
Больше никто не умрёт
Грейвз поднял тяжёлое кресло из красного дерева, взвесил его на руках. Прочные ножки, резная спинка, будто перевитая лентой, два ряда золочёных гвоздиков по краю обивки. Поздний Чиппендейл, красивая вещь. Он покачал его на руках, примеряясь к весу.
Швырнул в проклятое зеркало.
Кресло отскочило от стекла, не оставив на нём ни царапины, рухнуло на пол.
Он был заперт.
Грейвз не знал, сколько он уже здесь. Дни?.. Часы?.. Недели? Он не чувствовал времени. Его терпение кончилось уже очень давно. Он содрал ногти, пытаясь выцарапать зеркало из рамы. Сбил костяшки пальцев, пытаясь разбить стекло. Все эти попытки были бессмысленны, он был заживо похоронен в просторном гробу.
Заживо ли?..
Верить ли Гриндевальду, что он уже мёртв?
Грейвз не чувствовал себя мёртвым, он чувствовал ярость, он чувствовал страх, он чувствовал боль, врезаясь кулаком в неподвижное стекло. Он чувствовал уничтожающую вину за то, что так глупо попался в его ловушку…
И ничего больше. Ни усталости, ни голода, ни жажды. Он гнал от себя мысли о том, что в этот раз Гриндевальд не обманул. Он, Персиваль Грейвз, умер. Просто никак не мог смириться со своей смертью. И никто не придёт вызволить его из плена, потому что плена, по сути, нет. Он просто умер. А мёртвые не возвращаются.
Поддаваясь унынию и апатии, он думал — как хорошо, что в голову всё же пришла мысль позаботиться о Криденсе. Дать ему новое имя, отдать ему всё своё состояние. Мальчик стал сильным. Он погорюет, конечно, но справится. Есть в этом даже какая-то злая ирония — им вдвоём тоже выпало всего несколько месяцев. Почти как с Лоренсом. Наверное, это судьба — первая любовь обрывается в тот миг, когда меньше всего ждёшь. Даже не попрощались…
Он вскакивал, прогоняя от себя эти мысли. Нет, Гриндевальд обманул. Он всегда так делал. Он хороший игрок, знает, что нужно сказать, чтобы Грейвз корчился от беспомощности. В этих пытках он мастер.
Грейвз перебирал заклинания, все, что знал, пытался поджечь дверь, высадить окно, сорвать обои и добраться до каменной кладки своей тюрьмы, пытался разбить зеркало… Бесполезно. Огонь гас, не оставляя следов на белой краске, будто та была зачарована. Зеленоватые обои с золотыми цветами сопротивлялись любым повреждениям, будто шкура дракона. Ничего не менялось. Он был заперт.