По недавно опубликованным письмам Джейн Остин к сестре Кассандре и другим адресатам совершенно понятно, почему она никогда не могла бы стать великим писателем. В разгар наполеоновских войн она пишет: «Мы не испытываем недостатка в развлечениях. Бильбоке, бирюльки, бумажные кораблики, шарады, головоломки и карты, наблюдение за течением реки и прогулки занимают все наше время».
Занимают все наше время! Бирюльки! И это в то время, когда мужчины проливали кровь и рисковали жизнями на полях сражений в Европе. Вы можете возразить: мол, она прекрасно писала о том, что хорошо знала, но в этом-то и заключается проблема: знала она лишь человека светского, то есть поверхностного. Сравните, для примера, ее положение с положением Шекспира: конечно, он хорошо знал жизнь, но при этом он не знал, каково быть убийцей, цареубийцей или насильником; каково быть чернокожим в обществе белых людей или стариком, женатым на юной женщине (жена Шекспира была старше его на восемь лет).