Как повесить ведьму

– Я действительно кое-что упускала, – говорю я, откладывая ручку. – Честно говоря, думаю, я неосознанно заблокировала эти воспоминания. Тогда я еще не верила, что бо́льшая часть всех творящихся странностей вообще возможна. Помнишь, когда я целый день провела с Джексоном, а ты ждал нас на пороге? Ты видел, куда мы тогда ходили? – Имя Джексона, сказанное вслух, больно колет грудь.

– Нет. Я занимался своим исследованием.

Именно когда это оказалось бы полезно, Элайджа за мной не следил.

– Мы были в лесу. Искали дом, который – не вру – оказался самым жутким местом в моей жизни. Там есть комната, стены которой сплошь покрыты бредовыми письменами какого-то психа. А на подоконнике вырезаны перья. Джексон в тот день рассказал мне историю о старухе, которая жила в этом доме и ела птиц. История казалась такой безумной, что я совершенно не обратила на нее внимания.

Элайджа сидит неестественно прямо.

– А еще среди надписей на стенах были наши с отцом имена. Без фамилий, конечно, но все же. Даже не задумывалась, что эти перья могут иметь отношение к вороньей женщине. – Я невероятно разочарована собой за такой промах.

Дух щелкает зажатым в пальцах механическим карандашом и кладет его на стол. Как можно быть такой идиоткой? Стоило еще тогда рассказать ему об именах.

– Где этот дом, Саманта?

– Могу нарисовать карту.

– Быстрее.

Я схематично зарисовываю улицы и часть леса, которую удается вспомнить.

– Джексон смог увидеть старую тропинку, которая ведет к дому, но я не знаю, куда именно она сворачивала. А еще уверена, в этом месте есть духи.

– Ты кого-нибудь видела? – спрашивает Элайджа. Он почти в бешенстве.

– Нет, но слышала женский плач.

Он исчезает. Я до сих пор считаю историю Джексона полной чушью, но в ней может быть зерно правды. Например, птицы. Птицы, перья, вороны. Не нужно быть гением, чтобы сложить два и два. Мысли о Джексоне ранят больнее, чем хотелось бы. Поверить не могу, что он разговаривал обо мне с Наследницами. Готова поспорить, они хорошо посмеялись над историей, как он прикидывался, будто я ему нравлюсь.

Листаю страницы книги, даже не читая их. На глазах выступают слезы, но я заталкиваю чувства подальше, пряча их под другими бушующими эмоциями, теми, с которыми сейчас еще могу справиться. Джексон не первый друг, предавший меня, и, наверное, не последний. Именно поэтому я не сближаюсь с людьми.

Тускло освещенная комнатка, такая по-старинному романтичная, когда в ней находится Элайджа, внезапно кажется изолированной от всего мира и слишком душной. Я открываю деревянную дверь, чтобы впустить немного воздуха. В проходе между книгами стоит мальчишка из нашей школы. Он с любопытством меня рассматривает. Возвращаюсь к круглому столу и собираю вещи.

– Мэзер? – спрашивает он.

– А? – Сердце начинает биться чуть быстрей.

– Я видел сегодня твое выступление. – Пацан опирается о дверь. Он невысок, но весьма коренаст и занимает бо́льшую часть прохода.

– Ясно.

Я оцениваю взглядом расстояние между ним и косяком, пытаясь определить, получится ли протиснуться мимо, если он окажется полным придурком.

– Я знаю о твоей семье все.

– Отлично. – Он прикалывается надо мной или просто пытается поговорить?

– Могу тебя сфоткать? – спрашивает пацан, вытаскивая мобильный.

– Ты что, серьезно? Иди и валяй дурака где-нибудь в другом месте.

Я хотела, чтобы меня перестали ненавидеть, а не начали глазеть, как в цирке.

– Сы-ы-ыр, – тянет он.

Не успеваю я возмутиться, как этот маленький засранец щелкает камерой, сверкая вспышкой прямо мне в лицо, и делает худшую фотографию на свете. Потом, смеясь, убегает по проходу.

– Я сломаю твой телефон! – кричу ему вслед, и в этот же момент из-за угла появляется седовласая библиотекарша. Я с этой библиотекой скоро фобию заработаю.

– Говорите тише, – требует она. – Пять минут до закрытия. – Затем одаривает пристальным взглядом «вы сами знаете, как провинились, леди» и уходит.

Я закидываю сумку на плечо и устремляюсь к лестнице. Зачем этому мальчишке моя фотография? Это знак, что люди больше не ненавидят меня или что они просто нашли новые способы надо мной издеваться?

Выходя из библиотеки, я складываю руки на груди, спасаясь от ночной прохлады.

– Снова заклятья, – сообщает Элайджа, появляясь рядом.

– Что?

– Дом… – Он еще более взволнован, чем когда уходил. – У окон и дверей лежат камни, перевязанные веревками и запечатанные черным воском. Я не ведаю значения этого колдовства, а потому не рискнул пересечь барьер.

Я пытаюсь припомнить, видела ли подобное, но, по всей вероятности, тогда просто этого не заметила.

– Но ты мертв. Что еще может случиться?

Его взгляд многозначительно заверяет, что я и половины всего не знаю.

– Нам нужно поговорить. Важные разговоры не ведутся на улице.

Я улыбаюсь его официальности.

– Здесь неподалеку есть сад. – И указываю в сторону особняка Роупс, где встречалась с Наследницами.

– Хорошо, это подойдет.

Элайджа идет так быстро, что мне приходится практически бежать, чтобы не отставать от него. Никогда еще не видела его таким.