– Мама в тот день принесла кое-какие книги твоей бабушке. Ее семья владела местным книжным. Я шел по коридору ей навстречу. Она шагнула вправо, пропуская меня, но я одновременно шагнул в ту же сторону. Мы перетаптывались так раз пять или шесть. Не буду спорить, что под конец делал это уже специально, лишь бы смотреть на нее дольше. – Он подмигнул мне. – В итоге твоя мама потребовала, чтобы я замер, а когда подчинился, она обеими руками толкнула меня в стену. В то мгновение я уже знал, что влюбился в нее и в ее необузданные кудряшки. А со стены неодобрительно хмурился портрет прадедушки. Я не смог удержаться и усмехнулся ворчливому старику и его бассет-хаунду.
Вздыхаю и иду в библиотеку, прямо к камину. Я столько всего не знаю о своей семье. Даже как умерла мама. Папа всегда говорил, что такой счастливой, как в последние мгновения жизни, он никогда ее не видел, потому что она держала на руках меня. Так что несколько коротких минут после моего рождения мы были идеальной семьей. Он говорил это, а потом запирался в кабинете на всю ночь.
Я тяну за крюк, включаю лампу и затворяю за спиной потайную дверь. Свет озаряет кирпичи и старые деревянные балки. Иду к винтовой лестнице и медленно поднимаюсь по ступеням, наслаждаясь трепетом, который вызывает это тайное место. Я задумываюсь: а знал ли папа об этом ходе или это место бабушка берегла для себя?
Улыбаюсь при виде крошечной комнатки, полной книг, и подхожу к бабушкиному столу, заваленному бумагами, к которым она, должно быть, собиралась вернуться. Я опускаю лампу, располагаюсь рядом со столом, открываю дневник и приступаю к чтению.
Сегодня я получила от Чарльза письмо с фотографиями моей дорогой Саманты. Невыносима стена, которую он воздвиг между нами. Он даже не позволяет мне приезжать в Нью-Йорк. Но я понимаю, почему Чарльз так боится нашей семьи. Он страшится проклятия, хоть и не признает это из-за своего упрямства.
Теперь я полна решимости раскрыть сию тайну, как никогда раньше. Мэйбл оказывает мне огромную помощь и дарит утешение. Хотя, боюсь, я набрала пару фунтов с ее стряпней.
На слове «проклятие» у меня перехватывает дыхание, а руки трясутся, переворачивая страницу.
Я поговорила с потомками обвиненных ведьм и попросила записи о смертях в их семьях. Уверена, они решили, что я сошла с ума. Но буду откровенна, мне некогда об этом переживать. Спустя несколько часов бессмысленных разговоров я направилась прямиком в ратушу и потребовала список всех потомков ведьм, казненных во время судов.
Завтра я нанесу их на карту, но могу сказать даже сейчас: у них есть закономерность. Раз в сотню лет или около того за короткий промежуток времени умирает большое количество родственников тех людей, которые участвовали в суде над ведьмами. Моя семья не исключение. Причина неизвестна, но я должна разорвать проклятие, пока оно не добралось до моих дорогих Чарльза и Саманты. Точка.