Бору миновал ее скамью. Она разглядела его широкое лицо, немигающие голубые глаза и почувствовала, что он преисполнен такой гордости, что она вынуждена была закусить губу, дабы не разрыдаться. Затем поверх голов притихших наблюдателей на скамьях перед ней она увидела еще одно рыжевато-золотистое пятно — леди Бору, которая также была в благородном черном наряде. На ее лице светилась улыбка. Он пришел ради нее, вдруг поняла Николь, и у нее перехватило в горле. Он пришел, потому что этого хотела его мать. Потому что она попросила его об этом. И от осознания того, что этот великий, грубый вояка Брайан Бору способен согласиться на участие в этом спектакле ради своей матери, у нее брызнули из глаз слезы. Стоявший рядом Уоллингфорд нахмурился и подал ей платочек.
Николь машинально взяла его и приложила к глазам. Брайан Бору стоял перед принцем и архиепископом, балансируя на костылях.
— Давайте помолимся, — произнес нараспев архиепископ, и лорд Бору, приложив нечеловеческие усилия, сумел опуститься на колени. Николь прижала кулак к горлу. О Господи! Как ему удастся подняться?
Архиепископ возложил руку на голову Бору и стал монотонно говорить. Николь с ужасом наблюдала за процедурой, ожидая и боясь того момента, когда лорду Бору будет велено подняться. Архиепископ нарисовал впечатляющую картину героического поведения кандидата в бою, рассказал о том, сколько жизней он спас своим подвигом, и у Николь появилась надежда, что позеры, удостоенные ордена Подвязки, по меньшей мере испытали чувство стыда.
Что касается ее, то она это чувство испытала. Она слушала речь архиепископа, чувствуя, как все мучительнее ноет ее сердце. Она внезапно осознала, что у Брайана были неблаговидные поступки, однако он никогда не запятнал себя бесчестьем. Даже наоборот, все его проступки, которые с таким смаком перечислял ей Томми, были деяниями человека, который чрезвычайно дорожил своей репутацией, жаждал признания, мучился тем, что на величие Англии бросил тень никчемный правитель и его приятели. Он был как Ланселот, призванный напомнить усыновившей его родине, что это такое — честь. Он продемонстрировал это сейчас, когда стоял на коленях, своими гордо расправленными плечами, своей гордой величавостью, которая так контрастировала с поведением принца, вышедшего для того, чтобы прикоснуться шпагой к его плечам и откупиться звездой, цепью и орденским знаком.
И тем не менее она это совершила. Она согласилась с матерью, которая приписала ему низменные мотивы и намерение соблазнить ее, прилюдно усомнилась в его добропорядочности во дворе монастыря — и он ни слова не сказал в свою защиту. Тогда, пребывая в смятении, она решила, что его молчание подтверждает его вину. Но это доказывало только одно — и она теперь это знала со всей определенностью: он не стал унижаться, отвечая на подобные обвинения, и не только из чувства собственного достоинства, но и ради мадам.
Ах, Брайан, как несправедливо я с тобой обошлась! Будь он таким, каким его считают ее брат и мать, разве стал бы он молчать о том, что произошло между ними? Почему же он не поведал миру, что лишил девственности нареченную лорда Уоллингфорда, что красавица сезона не столь уж невинна, как изображают?
Томми и баронесса находились на несколько рядов впереди. Николь увидела, как ее брат посмотрел через плечо — и в его глазах она прочитала какое-то беспокойство.
Подошел момент, когда новый кавалер шотландского рыцарского ордена должен был встать. Николь увидела Хейдена, который маячил в нише и сейчас рванулся к Брайану. Однако Брайан жестом остановил слугу и потянулся за костылями. Казалось, целую вечность все присутствующие, затаив дыхание, наблюдали за его действиями. Архиепископ протянул к нему руку, и даже принц сделал шаг по направлению к нему. Однако лорд Бору поднялся на ноги самостоятельно. Затем повернулся. Он посмотрел на собравшихся представителей высшего света, и Николь заметила, как еле заметно дернулась его губа. Затем он перевел взгляд на мать — и напряженность губ куда-то исчезла, он улыбнулся. Хор запел ликующую мелодию. Принц-регент неуверенно двинулся по проходу к выходу. За ним последовали три новых кавалера ордена Подвязки, у которых был недовольный вид, а заключал это шествие Брайан Бору, медленно передвигавшийся на костылях.
По мере того как процессия уходила дальше, шум в нефе все нарастал.
— Ужасная идея, — услышала Николь шепот лорда Астертона, адресованный жене, — выдвинуть Бору — и рядом с ним этих лизоблюдов.
В этот момент Уоллингфорд потянул ее за рукав.
— Пошли, — коротко сказал он и повлек ее к выходу. Николь подчинилась ему с непривычной покорностью. У нее было такое ощущение, что она потеряла всякие права на протест.
Уоллингфорд был хмур и молчалив, пока они ожидали свой экипаж. Николь увидела, что сквозь толпу к ней пробирается Томми, но едва он приблизился, к::к подали экипаж, и Уоллингфорд поспешил отъехать. Уже в пути Николь твердо решила, что нужно поговорить.
— Энтони… — начала она.
— Погоди, — оборвал он ее. — Я пытаюсь удержать лошадей.