— Ему целых двадцать пять лет.
— Похоже, далее вы скажете, что он сочувствует Наполеону.
— Вовсе нет. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно. Я слышал, что он произнес ряд зажигательных застольных речей, направленных против этого человека.
Николь задумалась.
— Может быть, у него есть… какие-то физические недостатки?
— Скорее всего его богатый папа кому-то заплатил за его место. А что касается физических недостатков, то вам это лучше знать.
— Послушайте! — воскликнула Николь. — У вас нет никаких оснований для того, чтобы позволить себе подобные инсинуации!
Она рванулась к двери, но тут обнаружила, что путь ей преградил костыль, который лорд Бору с удивительной быстротой успел поднять с пола.
— Вероятно, — с усилием проговорил лорд Бору, — это из-за того, что он получил то, о чем я лишь мечтал. — Костылем он зацепил ее бедро и потянул к себе. Спотыкаясь, Николь шагнула к нему.
— Вы соображаете, что делаете?
— Не позволяю вам снова уйти из моей жизни. — От рывка Николь потеряла равновесие и рухнула ему на колени. Лорд Бору отбросил костыль и схватил ее лицо ладонями. А затем стал целовать — горячо и настойчиво, и его поцелуи отличались от томных поцелуев Уоллингфорда, так же как день отличается от ночи. Губы Брайана крепко прижимались к ее губам, и это длилось так долго, что у Николь закружилась голова. Она попыталась оттолкнуть его, но он был намного сильнее.
— Продолжай сопротивляться, валькирия, — хрипло прошептал он.
Рассвирепев, Николь ударила его по щеке:
— Как вы смеете над ним насмехаться?
— И не собирался. Каким бы он ни был идиотом, а термин подобрал вполне уместный. Служительница богов…
Рот Бору снова отыскал ее губы и впился в них с неистовой яростью. Его правая рука легла на грудь Николь. И если его губы были дерзкими, то прикосновение к груди, защищенной легкой муслиновой тканью, казалось нежным, словно легкий весенний ветерок. Большим пальцем он касался ее соска. Николь почувствовала странное ощущение где-то внизу живота. Бору продолжал целовать ее, постепенно перемещая губы все ниже. «Я должна выбраться отсюда, — подумала Николь, — должна отыскать мадам».
Неожиданно быстрым движением Бору подвел пальцы под край лифа и корсета и сдернул их вниз, обнажив ее груди. Шумно выдохнув воздух, он приложился ртом к нежной плоти с жадностью изголодавшегося человека, который наконец-то набрел на пищу. И эта жадность оказалась для Николь столь неожиданной, что она невольно обвила его шею руками и притянула к себе.
И тотчас же с ужасом осознала свою ошибку. На мгновение Бору приподнял голову, на его губах сияла улыбка. После этого он вновь возобновил свою атаку. На сей раз его руки затеяли возню с ее юбками. Одновременно он языком продолжал ласкать ей груди.
— Ах, Николь! — выдохнул он, — ты сладкая… словно дождь.
Нежность, которую Николь уловила в его голосе, привела ее в смятение.
— Лорд Бору, — пробормотала она, — пожалуйста…
— Пожалуйста — что? — Он втянул сосок в рот.
— Уоллингфорд никогда… — начала она.
— Это его промах, — нетерпеливо перебил ее Бору. — Добыча принадлежит победителю.
— Но ведь… Но… — проговорила Николь и больше ничего не смогла сказать. Бору снова прижался ртом к ее груди. Он трогал языком упругий бутон соска, рождая в ней столь ошеломляющие ощущения, что она забыла, против чего собиралась протестовать.
— Назови меня по имени, — попросил он.
— Лорд Бору…
— По имени.
— Брайан… — прошептала она; он улыбнулся и снова наклонился к ее груди. — Брайан, — запинаясь повторила она, — не надо… прошу…
К ее великому удивлению, Бору отстранился.
— Я не хочу, чтобы ты потом говорила, будто я взял тебя силой, — тихо сказал он. — Я не стану тебя насиловать… если ты не хочешь меня.
Господи! Но чего же она хотела в этот момент? Она хотела, чтобы он продолжал нежно прикасаться к ней, руками и шелковистым языком!
— М-мадам, — пробормотала она с запинкой.
— Дверь заперта.
— М-моя репутация…
— Она лишь станет еще выше. Сострадательная девушка из академии пришла, чтобы оказать моральную поддержку калеке…
Николь вдруг ощутила, как что-то тугое прижимается к ее бедру.
— Если вы калека, то я в таком случае царица Савская.
Он засмеялся:
— Теперь, когда вы знаете мой секрет, мне, похоже, ничего не остается, как взять с вас слово хранить тайну. — Он прижался ртом к ее губам. Твердый ствол, прижимающийся к ее боку, напомнил Николь сцену на реке.
— А почему? — с трудом выдохнула Николь.
— Потому что я не нуждаюсь в жалости.
— Я никогда вас и не жалела, — возразила Николь.
— Лгунья!
— Ну… во всяком случае, уже давно не жалею.
Бору без усилий приподнял ее и усадил к себе на колени. До этого девушка считала, что поцелуи ее низкорослого поклонника были изумительными. А что теперь сказать о поцелуях этого мужчины, который смешал все понятия о праведном и неправедном, заставил ее смириться с его грешными объятиями? Верно, поцелуи Бору были не столь сладкими. Но их необузданная сила и страсть явились для нее откровением. «Меня больше никогда не удовлетворят объятия Уоллингфорда», — подумала Николь и содрогнулась от этой мысли.