В общем, знаете что? В итоге мы снова очутились в том блядском клубе. Я так и не запомнил, как он называется: мы каждый раз добираемся до него настолько пьяными, что час до похода туда, все время там и еще два-три часа после исчезают из моей памяти, как надписи на песке. И это меня беспокоит. Меня тревожит, что заметная часть моей жизни для меня недоступна. Я хочу получить все. Полную коллекцию записей. Противно думать, что половину моей жизни спрятало под сукно какое-то зловещее ведомство, как это было, когда расследовали гибель леди Ди. Понимаете, я вовсе не собираюсь предъявлять эти сведения у врат рая. Дело в другом: не видя картину своей жизни целиком, как я могу судить о себе?
Ладно, черт с ним, назовем его «Красный клуб». Мне без разницы. Джез всегда настаивал на том, что в этом клубе нас угощает он. А мои финансы пели романсы с тех пор, как я взял банковский заем и платил процентную ставку, которая вогнала бы в краску даже ростовщика.
Мне надо было перекинуться парой слов со Штыном, пока его не развезло.
— Люси вернулась? — спросил я.
Он вытер нос и покачал головой.
— Штын, послушай, мне нужно знать, как дела с «Гордостью и предубеждением».
Ответил он так: выпил залпом бокал шампанского, взмахнул ручищей и сказал: «Продвигаются, продвигаются». Затем оглядел зал в поисках более интересного собеседника.
— Брось, дружище. Мне нужен внятный ответ.
Он хлопнул меня по плечу:
— Расслабься. Считай, уже готово.
После чего, пошатываясь, отправился на поиски следующей дозы.
Клуб понравился мне ничуть не больше, чем в прошлый раз. Нарисовалась моя развеселая соседка Тара, но футболисты были уже другие. Одного из них она мне любезно представила. Милый парень, хотя, по-моему, чуточку слишком зелен, чтобы гулять без родителей так поздно.
— Вы зарабатываете этим на жизнь? — спросил я.
— Конечно же, — захихикала Тара. — Он ведь играет за Англию!
— Прелестно, — сказал я. — Это именно то, что нам надо. Как можно больше молодых людей, играющих за Англию. — Я осушил бокал и огляделся, выискивая повод ускользнуть.
В клуб ввалилась новая порция клиентов, Тара замахала кому-то из них рукой, а футболист тронул меня за локоть:
— Я тут это… попал.
— Что-что?
Он обошел меня с другой стороны. От музыки тряслись стены. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до моего уха:
— На меня писаки насели. Папрацы. Задолбали уже.
Я решительно не понимал, о чем речь. Оставив свой бокал наедине с футболистом, я спустился по лестнице в уборную, где прислуживал за чаевые элегантный нигериец. Я, скажем так, окроплял эмаль, когда заявился футболист, — как видно, он крался за мной по пятам. Он сунул смотрителю банкноту и указал ему пальцем на дверь. Нигериец тут же исчез. Я вымыл руки и, поскольку смотрителя уже не было, опустился до того, что сам выдал себе салфетку.
— Нужно, чтоб они от меня отстали, — сказал футболист. — Тара говорит, у вас хорошие связи. Заодно и деньжат поднимете.
— Ничем не могу помочь, — сказал я.
— Понимаю. Я знаю, как это делается. Неофициально. Только между нами. Вы ведь из правительства, да?
— Откуда? Господи, что она обо мне наговорила? Разве твое «Челси» тебе не поможет? Во что бы ты там ни вляпался?
— Я не за «Челси» играю.
— Ясно. Послушай: не знаю, что тебе сказала Тара, но она что-то напутала.
Юный футболист в запальчивости схватил меня за руку. Я просто взглянул на его пальцы, и этого оказалось достаточно, чтобы они разжались. Затем, к моему удивлению, он отвернулся к раковине и заплакал. Совсем как ребенок. Я было потянулся, чтобы успокоить его, — не каменный же я, — но случайно посмотрел в зеркало и в ужасе отпрянул.
С юноши свисал бес. И вид у него был безысходно печальный. Я отлично знал, чем это грозит.
Меня вывернуло. Нырнув в одну из кабинок, я напоил унитаз (по большей части красным вином). Футболист этого даже не заметил. Когда я вышел из кабинки, бес все еще пытался поймать мой взгляд, но тоска, уныние и острая вонь, исходившие от него, заставили меня пулей вылететь из уборной. За дверью околачивался смотритель.
— Иди помоги ему, — распорядился я.
Поднявшись наверх, я выпил еще один бокал спасения и стрельнул у Джеза сигарету.
— Все нормально? — спросил он. — Ты что-то побледнел.
— Где эта чертова Тара?
— Под столом с угасающей рок-звездой. А что она тебе сделала?
— О господи!
— Успокойся, Уильям. Давай-ка присядем. Надо поговорить.
Джез отвел меня к мягкому уголку, затянутому устрашающе красным велюром. В «Красном клубе» мне всегда казалось, что я нахожусь в гигантской глотке и трусь о гланды. Джез подозвал официантку.
— Мне только водички, — сказал я. — Голова кружится.
— Слушай, Уильям, нам нужно еще несколько стихотворений. Эти идиоты отправляют меня в турне.
— В турне? Куда?
— В Южную Африку, черт бы ее побрал.
— Боже, когда же это закончится?