Как по лезвию

Ю.: А скажи, ты мог бы уйти, вот как в этой пьесе... У тебя бродячая жизнь сейчас.

Б.: Да, конечно, я у жизни в гостях.

Ю.: А ты хотел бы получить вдруг такую дачу с аппаратурой?

Б.: А кто против? Никто не говорит о том, что нужно отказаться от еды, от одежды, надеть вериги и ходить по мукам. Но какой ценой? Вопрос. Конечно, я был бы рад, если бы мне не пришлось задумываться о том, где я завтра запишу свои песни. Но раз это не так, я принимаю все, как есть. Мир прекрасен. Жизнь прекрасна.

Ю.: А как тебе кажется, в этой стране вообще возможен рок?

Б.: Есть формы рок-н-ролла, блюза, и мы должны вырасти из них, любим-то мы все равно немножко другое, это естественно, мы должны петь о том, что любим, но при условии, что время не кончается за границами нашей родины. Везде один и тот же ветер — попутный.

Ю.: Я встречал таких людей, которые стали играть нью-вейв до того, как услышали его с Запада. Значит, они могут существовать в этих формах?

Б.: Но в этих формах, как правило... Пожалуйста, я не спорю, дайте, покажите, но ведь этого не происходит. И, естественно, я делаю вывод, что в этих формах наше содержание не держится.

Ю.: То есть нужна какая-то принципиально русская?

Б.: Это настолько же принципиально, насколько и нет. Вот слово времени, время говорит свое слово. Там его легче словить и назвать его — дать какую-то форму. Они дух времени поймали верно. И, конечно, он нас касается. Но словили-то они его в своих формах! Нам надо тот же самый дух времени словить просто в своих.

Ю.: Но ведь дух времени — это не дух нашего времени.

Б.: Но почему?

Ю.: В этой комнате один дух, если она заперта, дух становится еще более терпким. А если мы откроем двери и окна, тогда дух этой комнаты станет духом улицы или пространства вокруг дома. Но пока это пространство спертое, и дух здесь спертый.

Б.: Правильно, все правильно. Но ведь и там и там воздух, все равно любой дух замешан на воздухе. «Дух времени» как воздух. Тут все очень спорно. Какова любовь? Кто как представляет себе любовь, жизнь, у всех свои комплексы, проблемы, личные там, детство трудное... Это все другое дело. Если говорить о каких-то принципах, все-таки... Зачем ты играешь музыку реггей, ты живешь в Норильске? Раз ты играешь реггей, так ты давай снимай с себя тулуп и ходи в набедренной повязке в Норильске. Ты должен прожить песню, проживать ее всякий раз. Но в парусиновой шляпе по снегу, по тайге никто не пойдет. А раз не пойдет, значит, надо петь песни ушаночки и вот этого тулупчика. Ты не должен делить себя на себя и песню, это не искусство, это естество. Для меня вот это — критерий. Ты не можешь внедрить в себя инородное тело, как бы оно тебе ни нравилось. Я бы, может быть, хотел, чтобы у меня вырос хвост. Может быть, мне было бы удобно отгонять им назойливых мух. Но он у меня не вырастет. Кто-то, видимо, рванет вперед, кто-то покажет форму новую, естественную. Тут мы не должны форсировать. Понимаешь, истина никогда не лежит между двумя противоположными точками зрения, они всегда истинны. Всегда существуют две противоположные друг другу истины, и каждая из них абсолютно верна по-своему. То, что истина лежит где-то посредине — это вздор. Между ними — не истина, между ними — проблема. И как только ты ее решаешь, эти две истины примиряются естественным образом. К проблеме сразу возникает контрпроблема, и так далее. Утверждая то или иное положение, мы просто должны помнить, что существует контристина, которая безусловно важна. И когда я говорю, что мы не должны форсировать намеренно, это правильно, но также правильно и то, что мы должны вести постоянный поиск. Слушать свою душу. И когда мы говорим, что мы должны на национальной почве что-то делать, это так же верно, как и то, что мы не должны. Почему, например, я, русский человек, терпеть не могу славянофилов? Потому, что любое фильство предполагает какую-то фобию. А я не в состоянии мириться ни с какой фобией, я вне фобий. Это же самое и с формами. Надо учитывать эти две истины и решать проблемы между ними. Найти содержание сначала.

Ю.: Сашка! А как ты произошел? Я не знаю, как точно сформулировать, чтоб вопрос не звучал совсем банально...

Б.: Ясно. Почему я решил писать песни? Да? Или что?

Ю.: Да, вот как это случилось?