Как пишут стихи

А вот это уже напоминает Велимира Хлебникова:

Что за кочевья чернеются

Средь пылающих огней?

Идут под затворы молодцы

За святую Русь.

За святую Русь неволя и казни

Радость и слава!

Весело ляжем живые

За святую Русь.

Дикие кони стреножены,

Дремлет дикий их пастух,

В юртах, засыпая, узники

Видят Русь во сне.

За святую Русь неволя и казни

Радость и слава!

Весело ляжем живые

За святую Русь...

Это написал в 1830 году Александр Одоевский.

Поразительно близки "Столбцам" Николая Заболоцкого следующие стихи:

Уж луга и нивы пусты,

Пахарь в хижине храпит...

Братцы, что за важный вид!

На большом листе капусты

Вон Шишимора летит:

На ковре на самолете

Хитрый казнодей сидит;

Полночь близко; он к работе,

К черным радостям спешит...

Пауков добычу крадет

И высасывает мух;

Он со всякой ведьмой ладит,

Он наушник злых старух.

В сад ли лазить кто решится

К милой в ночь через забор?

Вдруг Шишимора примчится,

Свистнет, весь поднимет двор,

Всех напустит на детину,

Дворнику подаст дубину,

Псов разбудит: стук и вой!

И с разодранной шинелью,

И с разбитой головой

Путь к опасному веселью,

Обтирая кровь и пот,

Страстный витязь проклянет!..

Стихи эти написал соратник Грибоедова Кюхельбекер...

А вот эти стихи по ряду черт родственны есенинской поэзии:

Когда умру, смиренно совершите

По мне обряд печальный и святой,

И мне стихов надгробных не пишите,

И мрамора не ставьте надо мной.

. . . . . . . . . . . . . . .

Во славу мне все чашу круговую

Наполните блистательным вином,

Торжественно пропойте песнь родную

И пьянствуйте о имени моем.

Все тлен и миг! Блажен, кому с друзьями

Свою весну пропировать дано,

Кто видит мир туманными глазами

И любит жизнь за песни и вино!..

Это стихи Николая Языкова.

И, наконец, приведу строфы, очень напоминающие Твардовского:

Не раз мне с дела и с безделья,

Не раз с унынья и с веселья,

С излишества добра и зла,

С тоски столичного похмелья

О четырех колесах келья

Душеспасительна была.

Хоть телу мало в ней простору,

Но духом на просторе я.

И недоступные обзору

Из глаз бегущие края...

. . . . . . . . . . . . . .

Как волны льющиеся тучи;

Здесь лес обширный и дремучий,

Там море жатвы золотой

Все тешит глаз разнообразно

Картиной стройной и живой,

И мысль свободно и развязно,

Сама, как птица на лету,

Парит, кружится и ныряет

И мимолетом обнимает

И даль, и глубь, и высоту.

. . . . . . . . . . . . .

Так! Отъезжать люблю порою,

Чтоб в самого себя войти,

И говорю другим: прости!

Чтоб поздороваться с собою.

. . . . . . . . . . . . .

Люблю по нивам, по горам

За тридевять земель, как в сказке,

Летать за музой по следам

В стихоподатливой коляске;

Земли не слышу под собой,

И только на толчке, иль в яме,

Или на рифме поупрямей

Опомнится ездок земной...

Эти строки написаны за век с четвертью до поэмы "За далью - даль" Петром Вяземским...

Не следует понимать эти сопоставления как доказательства прямого продолжения (а тем более подражания) поэзии Пушкинской поры в творчестве позднейших поэтов. Кстати сказать, в иных случаях можно с большими основаниями предположить, что поэзия предшественника вообще была неизвестная потомку. Так, Некрасов едва ли знал поэзию Катенина, а Хлебников - приведенные стихи Одоевского, опубликованные лишь в 1922 году, в год смерти Хлебникова.

Существо дела именно в том, о чем уже было сказано: Пушкинская эпоха это та полнокровная юность русской поэзии, которая в той или иной форме воплотила в себе ее основные грядущие возможности и стремления.

Впрочем, естественно может возникнуть вопрос: почему выше не дано сопоставлений с такими поэтами XX века, как Маяковский, Пастернак, Цветаева и т. п. Это обусловлено тем, что названные поэты, имеющие много общего, в значительной степени обращались - через голову Пушкинской эпохи - к русской поэзии XVIII века. Об этом убедительно говорится в ряде исследований по истории русской поэтической культуры.

В творчестве названных поэтов мы найдем мощные отзвуки поэзии Ломоносова, Хераскова, Державина, Василия Майкова, Радищева. Обратимся, например, к наследию наиболее известного и величайшего поэта XVIII века Гавриила Державина.

Его "Песню рудокопов" так и хочется записать "лесенкой" Маяковского:

Пусть горы могут сталью стать:

Не устать

Нам ломать их, разбивать,

Рассыпать,

Серой, порохом все рвать!

Когда ж там вдруг

Гром грянет: бух!

Сколь всякий из нас рад!

Такие стихи не сыщешь у поэтов Пушкинской эпохи.

А вот державинские строфы, явно напоминающие стих Марины Цветаевой:

Как ночь с ланит сверкай зарями,

Как вихорь - прах плащом сметай,

Как птица - подлетай крылами

И в длани с визгом ударяй.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

. . . . . . . . . .

Да вопль эвоа! ужасный,

Вдали мешаясь с воем псов,

Лиет повсюду гулы страшны,

А сластолюбию любовь.

Жги души, огнь бросай в сердца

От смуглого лица.

Или, наконец, стихи Державина, по своему образному строю близкие раннему Пастернаку, - стихи о взбесившихся конях:

С борозд кровава пена клубом

И волны от копыт текут.

Уже, в жару ярясь сугубом

Друг друга жмут, кусают, бьют

И, по распутьям мчась в расстройстве,

Как бы волшебством обуяв,

Рвут сбрую в злобном своевольстве;

И, цели своея не знав,

Крушат подножье, ось, колеса,

Возница падает под них.