О позволительном и непозволительном использовании цитат много говорилось в прессе в связи с несколькими событиями, получившими широкое освещение. Одним из таких событий был суд по обвинению в клевете над журналисткой Джанет Малкольм; присяжные сочли «сфабрикованными» некоторые цитаты из ее биографического очерка о психиатре Джеффри Массоне, напечатанного в
The New Yorker.Вторым стало признание Джо Макгинниса о том, что в ходе работы над биографией сенатора Эдварда Кеннеди «Последний брат» (The Last Brother) он «изобразил отдельные эпизоды и описал ряд событий исходя из предполагаемых взглядов героя», хотя ему никогда не приходилось беседовать с самим Кеннеди. Эта тенденция к размыванию граней между фактами и вымыслом тревожит добросовестных авторов нон-фикшн — они видят в ней посягательство на свою профессиональную честь. Однако даже для самого щепетильного репортера в этой области много неясного. Я попробую задать кое-какие ориентиры на примере сочинений Джозефа Митчелла. Блестящие статьи, которые он писал для
The New Yorker впериод с 1938 по 1965 г. (в основном они посвящены специалистам из прибрежных районов Нью-Йорка), пронизаны целой сетью безупречно связанных между собой цитат — это всегда было его фирменным знаком. На писателей нон-фикшн моего поколения проза Митчелла оказала громадное влияние; многие из нас учились по ней своему ремеслу.
Шесть митчелловских статей, позднее составивших книгу «На дне гавани» (The Bottom of the Harbor), этот классический образец американской литературы нон-фикшн, появлялись в
The New Yorker вконце 40-х и начале 50-х с мучительно долгими перерывами, порой в несколько лет. Иногда я спрашивал друзей из редакции журнала, когда можно ожидать следующей статьи, но они не имели об этом ни малейшего понятия и не осмеливались назвать даже предполагаемую дату. Это ведь сродни выкладыванию мозаики, напоминали они, а художник, занятый таким делом, весьма озабочен тем, чтобы все кусочки легли правильно. А когда новая статья наконец выходила, мне становилось ясно, почему она отняла у автора столько времени: все кусочки в ней были пригнаны друг к другу с
идеальнойправильностью. До сих пор помню, с каким восторгом я читал свой любимый митчелловский шедевр — «Могилу мистера Хантера». В нем рассказывается о восьмидесятисемилетнем пресвитере Африканской методистской церкви, одном из последних оставшихся в живых уроженцев Сэнди-Граунда, поселка негритянских сборщиков устриц, существовавшего в XIX в. на Стейтен-Айленде. С появлением сборника «На дне гавани» прошлое стало одним из главных персонажей в творчестве Митчелла, что придало его стилю элегическую окраску (но не в ущерб исторической достоверности). Пожилые люди, главные герои его сочинений, были хранителями памяти, живой связью со старым Нью-Йорком.
Нижеприведенный отрывок, представляющий собой рассуждения Джорджа Хантера о лаконосе, — это типичная для «Могилы мистера Хантера» длиннейшая цитата, в которой очень неспешно накапливаются выразительные подробности: