Как пережить экономический кризис

В Нью-Йорке не было квартала, где не изгоняли бы за квартирную неуплату. В Филадельфии изгнанные семьи жили прямо на улице. Дороги не покрывали асфальтом, тротуары рушились, никто не убирал снег на улицах. Чтобы получить общественную поддержку в виде тарелки супа, нужно было доказать «свой статус» — продать все имущество, исчерпать все виды доходов, исчерпать кредиты, иметь заверенные доказательства того, что все родственники разорились и никто не может помочь. В ряде штатов госпитали отказывались принимать пациентов, если у тех не было доказательств своей платежеспособности. Такие города, как Чикаго, просели под грузом 600 ООО безработных. Лекарства стали давать только после полной их оплаты.

Новосозданные ассоциации налогоплательщиков требовали не принимать в школы детей безработных. Семьи, получающие общественную помощь, исключались из своих церковных приходов. В американских городах лишь 25 процентов квалифицированных безработными семей получали некоторую форму помощи. Мэр города Толедо сказал в 1932 году: «Я видел тысячи морально сломленных людей. Мужчин и женщин, лишившихся надежды, униженно просящих помощи. Это спектакль национальной деградации. В Филадельфии семья из четырех человек получала пять с половиной долларов в неделю, что было гораздо больше, чем в Нью-Йорке (2,39 долл., в штате Миссисипи — 1,5 долл., в Детройте — 0,60 долл.). Полицейские хотя бы получали униформу, хуже многих приходилось учителям. Часть зарплаты они получали в виде ежедневной тарелки супа. Курсы музыки и искусства были изъяты из расписания. В 1932 году треть миллиона школьников была лишена возможности обучения. Учителя обедали в домах своих учеников. Школы стали переходить на трехдневную неделю. В Канзасе учителям платили 35 долларов в месяц — половина официального прожиточного минимума. В Чикаго половина из полутора тысяч учителей потеряли свои дома.

Кто нажился?

А были и те, кто сумел нажиться на кризисе. Так, Поль Гетти спокойно и тихо скупал истощенные нефтяные скважины. К февралю 1932 года он получил контроль над долей в 520 ООО долл. корпорации «Пасифик ойл». Говард Джонсон стал строить рестораны у кинотеатров и тем самым спас свой бизнес. Но это были исключения. Гиганты только теряли. «Ю. С. Стал» — ключевая компания тяжелой промышленности — работала на 19,1 процента своих мощностей. «Америкэн локомотив компании» за 1920-е годы выпустила 600 локомотивов. А в 1932 году — один. Месяц за месяцем исчезали некогда популярные марки автомобилей: «Штутц», «Оберн», «Корд», «Эдвард Пиэрлесс», «Пирс Арроу», «Дюзенберг», «Франклин», «Дюрант», «Локомобиль». Один энергичный инженер решил обойти Форда за счет малых автомобилей. Он назвал свою машину «Рокн» и вложил в дело 21 млн долл. Удача не объявилась, и бизнесмен свел счеты с жизнью.

В те времена объявить себя банкротом считалось зазорным. Люди старались прикрыть свои несчастья. Некоторые открыто просили милостыню. Другие нашли смысл в заострении старых лезвий. Курили десятицентовые сигареты «Вингз», создавали собственный сорт сигарет и продавали их дешевле табачных лавок.

Томатный суп стал популярен. Обручальные кольца продавали повсюду, мебель выставлена на улице, родственников умоляли дать энную сумму взаймы. Мужчины открывали пивные, жены за доллар делали прическу, маникюр и прочее. Эти последние усилия удержаться чаще всего давали краткосрочные результаты. Последняя надежда угасала, отец семейства шел в Сити-холл и регистрировался как безработный. Численность безработных достигла 17 миллионов —: а за ними стояли семьи. По данным журнала «Форчун», в сентябре 1932 года 34 млн человек — мужчины, женщины, дети — лишились источника дохода. Это 28 процентов от всего населения Америки. И исследователи забыли 11 миллионов семей фермеров, вступивших в полосу разорения.

А ведь фермеры составляли четверть населения Соединенных Штатов, но они не знали благоприятной стороны «эры просперити». У фермеров не было накоплений, они страдали и до наступившего кризиса. Цены на сельскохозяйственную'продукцию были не выше, цен эпохи королевы Елизаветы I. Журналист Уильям Ален Уайт писал: «Каждый фермер, была ли заложена его ферма или нет, знал, что при нынешних ценах он разорится рано или поздно». Помочь им никто не собирался.

Фицджеральд и Хемингуэй уехали в Париж, Генри Джеймс жил в Лондоне, выражая скептическое отношение к буржуазной культуре двадцатых годов. Едкость оценок Юджина О'Нила, Синклера Льюиса, отражающих их презрение к миру быстрых накоплений, поразительна.

За пределами США