Как открывали мир. Где мороз, а где жара

Дальше пошло совсем плохо. Лошадки выбились из сил, и корм для них кончился. Их пришлось пристрелить. Это место путешественники назвали Лагерем Бойни. На, обратном пути полюсная партия будет питаться мясом убитых лошадей… Ну что ж, записывает Скотт, остается сыграть игру до конца…

Стоянки со всякими припасами делали на расстоянии шестидесяти пяти километров друг от друга. Вспомогательные партии то шли впереди Скотта, то сзади, иногда они встречались на остановках. Но вот настал час, когда из двенадцати человек четверо с собачьими упряжками должны были вернуться обратно. Осталось всего восемь.

«Дела идут от плохого к худшему», — записывает Скотт. Все устали смертельно, бураны не прекращались, иной раз приходилось отсиживаться в палатках.

«Январь 1912-го. Новый год отпраздновали лишней палочкой шоколада в однодневном пайке. Миновали последнюю стоянку Шекльтона. До полюса оставалось 170 километров. 170 километров совсем неизвестной дороги. Там еще никто никогда не бывал — ни зверь, ни птица, ни человек».

Как ни грустно, а пришлось расставаться с лейтенантом Эвансом. Эдварду Эвансу, совсем больному, все же не хотелось возвращаться. Ведь до полюса осталось немного. Но приказ начальника… Ничего не поделаешь. Он вручил Бауэрсу шелковый флажок, который жена дала ему «для полюса», и долго-долго смотрел вслед удалявшейся пятерке.

«Я не нахвалюсь своими товарищами, — пишет Скотт. — Все они неутомимы, каждый готов прийти на помощь друг другу, каждый старается облегчить положение другого. Эдгар Эванс — матрос, силач, у него золотые руки, благодаря ему снаряжение у нас в полном порядке. Бауэрс — чудо! Он всегда в хорошем настроении, неутомим в работе, добр к другим. И Отс, который был на своем месте при лошадях, теперь неутомим в ходьбе, исполняет свою долю лагерной работы и не хуже других переносит труды и лишения».

Партия шла быстро и легко. Наконец-то установилась погода. Затих ветер. Воздух чист и прозрачен. Солнце сильно припекает. Слишком хорошо, говорил Скотт, даже страшно. Они находились высоко над уровнем моря и, несмотря на это, чувствовали себя неплохо. Теперь уж должны дойти… Должны…

До полюса оставалось 63 географические мили…

До полюса оставалось меньше 40 миль…

Последний склад.

Солнце сияет на чистом небе. Даже легкий ветерок утих. Какая неземная тишина! Еще немного, совсем немного…

Но куда так пристально смотрит Бауэрс? Что он заметил?.. А, где-то далеко впереди черная точка… У него такое острое зрение… Все-таки что бы это могло быть? У каждого одна и та же мысль, и каждый боится произнести ее вслух: Амундсен?..

Подошли ближе. Да, это какой-то предмет. Он шевелится… Черный флаг. Норвежцы опередили…

…В ту ночь, несмотря на смертельную усталость, никто не мог уснуть. Поплелись дальше. Подошли к остаткам лагеря Амундсена.

«Великий боже, — горестно восклицает Скотт, — какое ужасное место! И каково нам понимать, что за все труды и лишения мы не вознаграждены даже сознанием, что пришли первыми!»

Из записки Амундсена Скотт узнал, что норвежцы побывали здесь 16 декабря 1911 года. Опередили на целый месяц. Скотт положил в карман письмо, адресованное норвежскому королю Гаакону «на случай, если мы погибнем на обратном пути», — писал предусмотрительный Амундсен. Скотт и его друзья сфотографировались возле своего флага, который они установили рядом с норвежским, даже выпили за победу, но без удовольствия, с тяжестью на сердце, и… «повернулись спиной к цели своих честолюбивых устремлений. А впереди, — с тоской пишет Скотт, — 800 миль пешего хождения с грузом… Боюсь, обратный путь окажется ужасно утомительным и монотонным».

…Погода невыносимая. За одну неделю пережили два сильных шторма. Признак ранней осени. Боже мой, как им не везет! Лето отличалось необычайным холодом, ветрами, теперь ранняя осень… «Помоги нам бог, — восклицает Скотт, — помощи нам ждать неоткуда, а силы — на исходе. Теперь, чтобы спасти людей, нужно лишь одно: идти как можно быстрей!»

Между тем у Отса зябнут ноги и, что удивительней всего, сдает здоровяк Эдгар Эванс. У него все валится из рук, лицо и руки отморожены. Уилсон растянул сухожилие. Только чудо Бауэрс чувствовал себя хорошо. Скорей, скорей вперед! В этом наше спасение. Но… при спуске с ледника Бирдмора путники попали в хаос ледяных глыб и потеряли свой след! Провизия кончается, а следы к стоянке потеряны. Даже Скотт признается, что «немного приуныл». Впервые путники почувствовали ледяное дыхание смерти…

Однако на этот раз судьба сжалилась. Каким-то образом они выбрались из мертвого нагромождения льда и нашли свою стоянку.

Отдыхали недолго. Нужно спешить. А тут снова беда: несчастный Эванс свалился в трещину. Его вытащили, по боже мой, какая безнадежность в его глазах! Руки страшные, отмороженные, в язвах нос.

Скорей, скорей вперед! Но… свалился в трещину сам Скотт, следом за ним — опять бедняга Эванс. Оба сильно расшиблись, особенно Эванс. Он стал сам не свой. Скотт с беспокойством поглядывает на него. Он освободил его от обязанностей тащить сани, но это мало помогло.