На обеденный перерыв в учительскую я отправился довольно поздно: в двадцать минут первого. В комнате пахло растворимым кофе и прессованной ветчиной. Сегодня голова болела особенно сильно, вдобавок у меня звенело в ушах. Со мной это иногда случается. Впервые у меня зазвенело в ушах после оглушительного грохота канонады во время Гражданской войны в Испании.
Я перестал в обеденный перерыв ходить в супермаркет. Вместо этого по утрам готовил себе сэндвич. Но я еще не проголодался, так что просто сидел, закрыв глаза.
Снова открыв их, я увидел учителя географии Айшема: он сосредоточенно выбирал, какой пакетик травяного чая опустить в кружку с кипятком.
А вот и Камилла.
Она сидела на другом конце учительской и открывала картонку с салатом. Перед ней стоял пакетик яблочного сока и – вместо подноса – книга. Дафна, взяв из общественной миски с фруктами клементин, улыбнулась мне кривоватой улыбкой:
– Добрый день, Том. Как ваши дела?
– Хорошо, – ответил я. – Все в порядке.
Она кивнула, понимая, что это неправда.
– Дальше будет легче. Первые десять лет – самые трудные. – Она засмеялась и ушла из учительской к себе в кабинет.
Я чувствовал себя виноватым перед Камиллой. В нашу последнюю встречу я ей нагрубил. Она достала что-то из кармана. Таблетку? Камилла проглотила ее, запив яблочным соком.
Мне надо просто остаться сидеть, где сижу.
Именно этого хотел бы от меня Хендрик. То есть, с точки зрения Общества «Альбатрос», для меня все складывалось идеально. Камилла, наверно, больше никогда со мной не заговорит.
Тем не менее я встал и направился на другой конец учительской.
– Я хочу извиниться, – сказал я Камилле.
– За что? – удивилась она. (Уже спасибо!)
Я присел с ней рядом, чтобы говорить тише и не вызывать подозрений. Пристроившаяся неподалеку учительница математики по имени Стефани жевала сливу и хмуро на нас поглядывала.
– Я вовсе не хотел так странно себя вести. Тем более – грубить.
– Ну, некоторые ничего не могут с собой поделать. Бывают такие люди.
– Я не хотел вас обидеть.
– Какие мы есть и какими хотим быть – вещи разные. Все в порядке. В этой жизни очень трудно не стать поганцем.
Она произнесла это без всякого пафоса, скорее мягко. Никогда в жизни меня не оскорбляли с такой деликатностью.
Я сделал попытку оправдаться:
– Просто… Столько всего сразу навалилось, а у меня… У меня такое лицо… Типичное, что ли. Куча народу принимает меня за знакомого своих знакомых. Или за актера из сериала.
Она кивнула, но я ее не убедил.
– Наверное, так и есть. На том и порешим.
Я поглядываю на книгу Камиллы под картонкой с салатом. Роман. Интересно, в тот день, когда я встретил ее в парке, она его же читала? Серия классики издательства «Пингвин». «Ночь нежна» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, с фотографией автора на обложке.
Она, видимо, заметила мой интерес.
– О, вы это читали? И как вам?
Мне почему-то было трудно вести с ней беседу. Мозг полнился воспоминаниями – так зависает компьютер, если одновременно открыть слишком много окон, или не может двигаться корабль, набравший слишком много воды в пробоину. Голова болела все сильнее.
– Я… я… не помню… – Каждое слово стоило усилия, точно мощный гребок веслом. – Борясь с течением, – громко выговорил я.
– Борясь с течением? Гэтсби?
Я задержал дыхание и тут же, не покидая учительской лондонской школы, оказался в парижском баре, разрываясь между столетиями, между местом и временем, между теперь и тогда, между водой и воздухом.
Париж, 1928
Я в одиночестве брел домой из шикарного отеля, где отработал смену: развлекал игрой на рояле богатых американцев и европейцев, попивавших чай и коктейли. Меня грызло острое чувство одиночества. Очень хотелось очутиться среди людей, забыть о своей неприкаянности. И – уже не в первый раз – я направлялся в шумную толчею бара «Гарри». Почти все его посетители были не местными, и мне такие сборища особенно нравились.
Я пробился внутрь и углядел свободное местечко рядом с эффектной парочкой – волосы у обоих были расчесаны на модный прямой пробор.
Мужчина глянул на меня и, видимо, почувствовал мое одиночество.
– Попробуйте «Кровавую Мэри», – посоветовал он.
– А что это?
–
Женщина подняла на меня большие печальные глаза. Она либо была пьяна, либо хотела спать, либо и то и другое сразу. Впрочем, пьяны были оба. Она кивнула:
– В войне это надежный союзник.
– В какой войне? – вслух удивился я.
– В войне со скукой. Это самая настоящая война. В этой войне враги повсюду.
Я заказал «Кровавую Мэри». К моему изумлению, в состав напитка входил томатный сок. Мужчина не сводил со спутницы сурового взгляда. Я так и не понял, была его суровость напускной или неподдельной.
– Сказать по правде, Зи, меня такие твои высказывания несколько обижают.
– Да я не про тебя, Скотт… Ты настолько скучным не бываешь. Сегодня – один из твоих лучших вечеров.
Он протянул мне руку:
– Скотт Фицджеральд. А это Зельда.