Доктор, убедившись, что мы не носим с собой ни перочинного ножа, ни компактной ядерной бомбы, вновь повернулся спиной и последовал в один из коридоров, которые, словно лучи, расходились в разные стороны из главного холла. Мы шли молча. Профессор больше не изъявлял желания делиться с нами какой-либо информацией. Он просто вел нас по пустынным коридорам, словно по лабиринту, постоянно поворачивая то вправо, то влево, запутав мое воображение так, что мне казалось – мы либо должны были выйти назад в холл института, либо оказаться на другом конце острова. Леля шла со мной рядом. Она о чем-то думала. Не сложно было догадаться, что она взвешивала слова Уилкокса. Даже я заметил, что доктор очень внимательно изучал нашу реакцию на эту новость. Но почему, я не понимал.
Преодолев множество поворотов, спусков и подъемов по лестнице, мы наконец подошли к небольшой двустворчатой двери, на которой кроме японских иероглифов было выведено и имя Уилкокса на английском. Кстати, это была единственная дверь с английской надписью.
Кабинет Уилкокса оказался просторным и светлым. Кроме той двери, через которую вошли мы, в комнате бросались в глаза еще три, на каждой стене, ровно посередине. Что было за этими дверьми, я не спрашивал и даже не хотел знать. Леля по моему взгляду поняла, что я обратил внимание на двери, но тоже сделала вид, что ее это не интересует.
Мы расселись вокруг большого круглого стола, сделанного из стекла и потому казавшегося невесомым. В центре стояла ваза с пионами. По-видимому, доктор был не прочь побаловать свой взгляд яркими цветами, а заодно отдать дань японским традициям.
– Прежде чем мы расстанемся сегодня, я должен вам рассказать то, о чем меня в принципе попросили ваши коллеги. Это не секрет, но, как я понимаю, для успеха вашего дела вам необходимо много знать, особенно вам, Стас.
– Ну, знаете ли, знать много – это, конечно, хорошо! Только вот хочется знать лишь то, за что тебя не будут выдергивать из собственного тела и выворачивать наизнанку! – пошутил я.
– Да, согласен! – Уилкокс ответил довольно серьезно, чем еще раз удивил меня. – Но я хочу вам рассказать не секрет, а самую обычную для Японии вещь. Это понимают тут даже дети, хотя для европейцев порою эти истины остаются тайной всю жизнь.
– Знаете ли вы, кто главный враг человечества? – начал доктор.
– Смерть! – предположил я.
– Время, – Леля сказала это с явной грустью.
– Правильно, время! А знаете, как на Окинаве эти по-детски наивные в чем-то люди разобрались с этим врагом? А никак! Для них не существует этого врага. Фишка в том, что на Окинаве люди не воспринимают часы как своего личного врага, на Окинаве время – это друг. Признаки этой дружбы заключаются в том, что никто никуда не торопится. Торопиться – это дурной тон. Время Окинавы – это на самом деле своего рода объективная реальность, которая проявляется в запаздывании с началом церемоний, приемов, лекций и симпозиумов, не говоря уже об обычных встречах друзей или семейных вечеринках.
– Это поэтому таксист вез нас нарочито медленно, словно специально пытаясь опоздать? – решил спросить я.
– Ну, это трудно сказать наверняка, но я не исключаю и эту версию! Знаете, эксперты много рассуждали об этом явлении. Они изучили время, его влияние на психику, на стрессы, на наше самочувствие. Особенно внимательно разбирались со стрессами. Природу стресса, его связь с внешними проявлениями – вот что надо было понять в первую очередь! Много было различных версий, но в одном большинство экспертов сошлись: стресс[116] непосредственно связан с нашими представлениями о времени. Стремление людей на Западе делать все больше дел за все меньшее время – это самый мощный стрессогенный фактор нашей эпохи, и он-то как раз и производит хаос и разрушения в нашем здоровье. Лихорадочно ставя и решая множество задач, мы пытаемся впихнуть все больше и больше дел в единицу времени. Наши заклинания: «время – деньги» и «эта новая технология позволяет быстрее делать работу». Новый символ высокого статуса – забитая до отказа повестка дня. Ускоренный темп, безусловно, преимущество, если вы сражаетесь на «поле боя» вашего бизнеса, но «проскакивание» на извращенно высокой скорости через другие грани жизни может оказаться катастрофичным. Создание семьи и общение с друзьями, наслаждение природой, искусством, сохранение культурных традиций – все это требует времени и не может происходить в гонке.
На Окинаве и во многих других странах, сохранивших культурные традиции, время ценится за то, что оно идет долго. За связанные с ним понятия о плодородии, росте, развитии и сельскохозяйственных циклах, за отношения между поколениями предков и потомков. По-прежнему часто применяется старый лунный календарь, причем с ним сверяются особенно тщательно, когда речь идет о предписанных в то или иное время ритуалах и празднествах.
– Мама еще говорила, если ты что-то не можешь изменить – полюби это. – Стас поцеловал часы, за что получил традиционный щипок от Лели, и нарочито внимательно воззрился на Уилкокса.