Но вот подремать мне так и не удалось, ведь именно сейчас, в этом самолете, летящем в Токио – столицу такой таинственной для европейца Японии, Леля вновь вернулась к своей обычной манере общения. Она вновь пичкала меня научной, культурной, исторической информацией, будто рядом со мной сидела не девушка, а находилась вселенская энциклопедия, к которой мне дали доступ. Впрочем, красота Лели все же играла в этом процессе немаловажную роль – из уст симпатичной женщины даже научный бред со всеми подробностями воспринимался как-то лучше, проникал в голову и – о, ужас! – задерживался в сознании. Итак, началось все с вводной лекции по истории культуры и религии Японии. По словам Лели, население этой страны на восемьдесят процентов состоит из синтоистов и на семьдесят из буддистов. А это означает, что когда японец справляет свадьбу – он синтоист, а когда хоронит родственника – он уже буддист. Я, честно говоря, не совсем понял столь вольное отношение к вере, и Леле пришлось «разложить по полочкам» суть всех религиозных учений.
– Так уж дано, что каждая религия преследует определенную цель. Например, буддизм – это путь Будды, его цель – достижение просветления. Идеал конфуцианства – следовать пути Конфуция и в итоге достичь социальной гармонии. Даосизм предлагает следовать по пути его основателя – Лао-цзы. Цель этой религии – достижение гармонии с природой.
– Ты пропустила христианство.
– Тут все тоже понятно – это путь Иисуса Христа, который всем обещает спасение.
– С этими религиями вроде разобрались, – пытаясь остановить ее разъяснения, подытожил я. – Но во что в итоге верят японцы?
За следующие час-полтора я узнал, что, оказывается, японцы взяли понемногу от всех религий. Ближе всех других практичной нации оказался синтоизм[110]. Это путь синто, или божества, а выражается он через преклонение перед ками[111]. Японцы считают, что ками насчитывается около восьми миллионов, но на самом деле это условная цифра, которая лишь подчеркивает, что ками бесконечное множество.
Слушая Лелю, я то и дело поглядывал в иллюминатор. Мы летели на высоте десять тысяч метров, а под нами расстилалась морская гладь. Среди, казалось бы, бескрайних просторов то и дело попадались острова: некоторые выглядели одинокими, гордыми и таинственными, другие держались кучками и боязливо жались друг к другу. Мне вдруг невыносимо захотелось очутиться на одном из этих островов одному… Хотя нет! Пожалуй, лучше там очутиться с Лелей. Я бы лежал в прохладной тени пальм, слушал шум волн, а Леля со свойственной ей дотошностью объясняла бы мне смысл очередной религии или посвящала бы в новые подробности дороги к бессмертию. А там глядишь, она посмотрела бы на меня, а я не смог бы отвести глаз от ее взгляда и… Фантазии захлестнули меня сверх меры, и я на время потерял нить разговора. Стараясь выкрутиться, я повернулся к Леле, которая, видимо, уже несколько минут молчала и вопросительно смотрела на меня, и сказал первое, что пришло в голову:
– Очень интересно!
Сделал я это с максимальной убедительностью. Как мне показалось, Леля в эту убедительность не очень-то поверила, но все же проявила снисходительность и продолжила объяснения, а я удесятерил попытки все переварить.
– Синто – это то, что нужно делать в данный момент. Это не столько религия, сколько социальная практика. При этом ками носит чисто прагматический характер. Если мать хочет, чтобы ее ребенок поступил в университет, она молится ками университета. Подчиненный мечтает о повышении зарплаты, значит, ему нужно молиться… ками начальника. Тебе это ничего не напоминает?
– Вроде нет… – поразмыслив минуту, ответил я. – А вообще удобно: хочешь снизить налог – молишься ками налоговой! Вот только если проверка пришла – тут, пожалуй, никакой ками уже не поможет! Молись не молись!
Леля рассмеялась.
– Ты опять про свое! А похоже на язычество[112]. Вспомни, как было на Руси: бог огня, бог дерева, бог озера…
– Согласен. Но от дани они все равно не спасали!
Леля сделала паузу, а я понял, что получу очередной укор за неудачную шутку
– Девушка, можно мне водички?.. Ой, и даме тоже!
Последние еловая адресовал стюардессе, маленькой, кукольного вида японке с ярким макияжем, который у нас считался бы вульгарным, но в данном случае совершенно не портил ее красоты.
– Excuse me?[113] – проворковала стюардесса. Я не сразу понял, что она сказала. Когда же понял, то поспешно исправился:
– Drink… water. I want to drink and my lady too[114].
Стюардесса кивнула головой, расплылась в еще более широкой улыбке и ушла. Леля приподняла правую бровь, посмотрев вслед стюардессе, но комментировать мою предприимчивость не стала, а лишь махнула рукой и продолжила рассказ, которому нарочно придала чисто энциклопедический стиль.