Монархи, как могли, сопротивлялись процессу олигархического перерождения аристократии, которая все больше превращалась из сословия воинов в класс собственников. (Одним из примеров такого сопротивления была опричнина Ивана Грозного.) Но аграрный строй препятствовал радикальной социалистической реорганизации, призванной устранить посредников и вернуть воинов в «казарму». В конце концов, внутри аристократии вызрел субъект («новое дворянство»), который (в союзе с крупными городскими торговцами и финансистами) инициировал «буржуазные» революции, призванные освободить элиту от всякого контроля со стороны государственной власти. (Насквозь фальшивая демократия является только прикрытием для элитарных устремлений.)
Это был западный путь, приведший Европу к торгашескому капитализму. В России же аристократия так и не сумела окончательно переродиться (и это свидетельствует о мощи традиционных устоев). Отсутствие должной «буржуазной» хватки привело к тому, что возникла всевластная бюрократия, во многом узурпировавшая власть монарха. В 1917 году ослабленное самодержавие оказалось свергнуто неплохо организованными группами прозападных либералов. Однако все та же слабость буржуазного начала привела к тому, что эту власть перехватила намного более эффективно организованная группировка левых радикалов — большевиков. Последние, руководствуясь недюжинной интуицией, сделали ставку на перспективную бюрократию, переформатировав ее с помощью партийной организации.
Как бы то ни было, но ставка монархии на аристократию оказалась, в конечном итоге, бита. Иного и быть не могло. Одни люди не имеют права владычествовать над другими. Все люди — творения Божьи, поэтому единственно оправданное господство может осуществляться только Господом. И лишь несовершенство человека, обусловленное грехопадением, вынуждает к тому, чтобы одни люди управляли другими. По-настоящему же «легитимной» в этой оптике может быть власть только одного человека — Монарха. Именно он символизирует власть Царя Небесного, являясь его наместником на земле. При этом власть Монарха не зависит от «многомятежного человечьего хотенья», но принадлежит правителю по праву рождения, которое суть некое слово, сказанное выше.
Когда же одна группа людей властвует над другой группой, то несовершенство мира еще более усугубляется и становится непереносимым. Но даже и в условиях монархии господство людей над людьми есть продолжение каинова бунта, направленного против брата Авеля. Дорвавшись до власти над братом своим, человек начинает убивать его — когда символически, а когда и буквально. (В связи с этим нужно вспомнить символизм монархии, которая рассматривается как отцовская власть. И в этом она сущностно отличается от пресловутого демократического «братства», в рамках которого брат властвует над братом.)
Пресловутая эксплуатация есть то же самое, символическое (и не только!) убийство, целью которого является социальный каннибализм, который выражается в стремлении кого-то одного жить за счет другого. Можно также говорить и о социальном вампиризме, не случайно же капиталистов часто именуют «кровососами». (Надо отличать социальное, сословное подчинение от внутрисословного, которое есть, по большей части, координация деятельности различных групп и общин.)
Представляется, что главное назначение сословности не в том, чтобы подчинять одних другим, но в том, чтобы одни отличались от других, полностью реализуя «жреческое», воинское и хозяйственное начала. В случае же подчинения воинами хозяйственников имеет место не обособление, но взаимопроникновение и смешение. Как бы ни пытались воины противопоставить себя хозяйственникам, они все равно тесно взаимодействовали с ними — в процессе эксплуатации. Экономизм проникал в среду аристократов-воинов, разъедая их кшатрийскую сущность. Напротив, хозяйственники стремились походить на аристократов — особенно в лице своей элитарной («буржуазной») верхушки. В результате получилась «двойная пародия», которая и погубила традиционное сословное общество, возведя на его руинах общество гражданское и буржуазное (бюргер-буржуа — горожанин). А в нем правят капиталисты, которые ведут себя как пост-аристократия, навязывающая всем слоям свой социокультурный облик. Так, сословно-аристократическая спесь, являющаяся средством эксплуатации, привела к самому настоящему эгалитаризму. (Подобным же образом шовинизм, с его погоней за новыми рынками, приводит к глобализации и стиранию национальных различий.)