Фраза «Напряжение повисло в воздухе» мелькнула у меня в голове, потому что его последнее заявление остановило всю активность в комнате. Он не шевелился. Я застыла. Даже отдаленное гудение электричества и бегущей воды исчезло, сменившись оцепенелой тишиной. Мой мозг отказывался понимать, в чем он только что признался. Я чувствовала тошноту, лишившись душевного равновесия. Серьезно запуталась.
Он моргнул и разрушил чары.
— Ты… — я с трудом сглотнула комок в горле, во рту пересохло. — Ты не руководил нападением на Сансет-террас. Как…
— Кицунэ не поэтому… дело не в этом.
Я закрыла глаза и тяжело выдохнула. Тошнота усилилась, когда я приготовился узнать истинную причину, по которой старейшина Кицунэ обвинил меня в том, что защищаю убийцу. Дело не в убийстве Кони и Страй, это что-то совсем другое. Когда я подняла глаза, Вайят тяжело опустился на один из двух мягких стульев в комнате. Он уставился в пол, сложив руки на коленях. Несчастный.
Я вскрыла гноящуюся рану, потому что не могла избавиться от необходимости контролировать свое окружение и все в нем. Я не могла просто принять его слова; я должна была сама разобраться в фактах. И это открыло мне ту сторону Вайята, которую я никогда раньше не видела и о которой не спрашивала — его прошлое. Он не выпрыгнул полностью сформировавшимся из ямы в земле. Я просто не задавала вопросов о его жизни до триад; он никогда не говорил об этом.
Неубедительно, но все, что я смогла сказать: — Мне очень жаль.
— Ты же знаешь, что это не так. Ты ненавидишь жалость так же сильно, как и я. Не надо меня жалеть. — Он наклонился вперед, упершись локтями в колени. По-прежнему все свое внимание уделяя полу. — Я этого не заслуживаю.
— Тебе было семнадцать, Вайят.
— Меня там не было. Я не мог остановить бойню или спасти родных, потому что меня даже не было там в ту ночь. Я должен был быть там. Мы обещали, что придем к восьми, чтобы помочь с инвентаризацией продуктов, но вместо этого пошли к другу домой.
— Мы? — Я попыталась вспомнить, что он рассказывал мне об этой истории — то, что я думала, было просто краткой историей рождения триад. Но что на самом деле оказалось реальностью его собственной жизни. — Ты и твой брат? — Мне казалось так странно произносить эти слова.
Еще более странно видеть, как он кивает. — Ники… Никандро ненавидел этот ресторан. Ненавидел работать там после школы. Потом его отвращение обрело смысл.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что он тоже был одарен, Эви. У него были способности к предвидению, но он не мог их контролировать. Обычно не мог понять, что, черт возьми, он видит и почему. Он сказал мне, что подумал, что его видения о ресторане связаны с нами, что он спас наши жизни, удерживая меня в ту ночь.
Родиться одаренным — крайняя редкость. Она требует, чтобы рождение происходило в разрыве — волшебной горячей точке. Они существуют по всему городу, но ни одна из них не находится в родильных палатах больницы. Вероятность рождения двух человек в одной семье… Подождите. — Вайят, вы с Ники были близнецами? — спросила я.
Он потер лицо руками и посмотрел на меня покрасневшими глазами. — Я был на шесть минут старше, но он всегда пытался защитить меня. Наверное, у него получилось, ведь мы выжили, а наша семья умерла.
Сотни вопросов проносились в моей голове, и все они жаждали ответов. Но Вайят, казалось, был готов рассказывать эту историю в своем собственном темпе. Я повернулась к нему лицом и просто слушала.
— Я знаю, что фейри пришли к нам, потому что почувствовали наш дар, — сказал он, обращаясь скорее ко мне, чем к самому себе. — Нам с Ники оставалось три месяца до восемнадцатилетия, так что никто не возражал, когда наша предполагаемая тетя объявилась, чтобы взять временную опеку. Она предложила нам помощь с нашим даром и открыла нам весь мир Падших.
— Амалия?
— В ее аватаре — да. Она и ее феи были движущей силой с самого начала. Я с головой ушел в тренировку и никогда не оглядывался назад. В первые два месяца нас было семеро, мы учились выслеживать и сражаться — как превратить силу конкретного Падшего в его слабость. Все то, чему мы учим вас. Потом мы начали охоту.
— Руфус?
— Он был там — последний из первых семи завербованных. Мы терпеть друг друга не могли, по крайней мере, очень долго.
Мой рот дернулся. Руфус признался в том же два дня назад. Забавно, как эта ненависть за десять лет переросла в крепкую дружбу.
Вайят глубоко вдохнул, задержал дыхание, затем тяжело выдохнул. — Ники ненавидел это каждую минуту, и какое-то время я ненавидел его. Я думал, что он слаб. Я был так зол из-за всего, что мы потеряли, и на людей, которые это сделали, что был слеп. Убийство гоблинов, полукровок и всех остальных, за кем нас посылали… это позволяло мне чувствовать хоть что-то, в то время как все остальное время я ощущал только онемение.
Боже, могу ли я посочувствовать такому состоянию души? — А что случилось с охотниками за головами, которые убили твою семью?