Как не умереть в одиночестве

– Я написал тебе письмо, давно, после того как мы в первый раз были вместе, но побоялся отправлять, думал, ты убежишь от меня куда глаза глядят. Там было полно романтики и сантиментов, и ты наверняка смеялась бы до упаду, но мне думается, что один кусочек оттуда до сих пор остается правдой. Я написал, что знаю: тот момент, когда мы впервые коснулись друг друга, навеки изменил что-то во мне. До той поры я не понимал, что жизнь, пусть изредка, может быть удивительно прекрасной и простой. Жаль только, что я забыл об этом после твоего ухода.

Утирая слезы рукавом пальто, Эндрю замолчал, а потом снова погладил камень ладонями. Уже успокоившись, он не спешил уходить, чувствуя, как накатывает щемящая, чистая и сладкая боль, зная, что должен принять ее, как зиму перед приходом весны, и позволить стуже заморозить и разорвать сердце, чтобы оно могло исцелиться.

Когда Эндрю добрался до станции, обратный поезд до Суонси уже подходил, но уезжать так скоро не хотелось. Вместо этого Эндрю решил зайти в ближайший паб. Уже у двери верх взяли прежние привычки, и Эндрю в нерешительности остановился, но подумал о Диане, которая, будь она здесь, без сомнения, обругала бы его, и толкнул дверь. И хотя посетители смотрели на него с некоторым любопытством, а бармен налил пива и бросил на стойку пакетик с солью и уксусом, не выказав гостеприимства, встретили его скорее благосклонно, чем настороженно.

Усевшись в углу с пивом и книгой, Эндрю впервые за очень долгое время испытал чувство удовлетворения.

Глава 37

Вывернув наизнанку пару колготок, Эндрю высыпал на кровать пачку банкнот.

– Бинго, – сказала Пегги. – Как считаешь, хватит на похороны?

– Должно хватить, – ответил Эндрю, роясь в деньгах.

– Ладно, это уже что-то. Бедная…

– Джозефина.

– Джозефина. Господи, совсем памяти не стало. И какое красивое имя. Звучит так, словно она всегда приходила на праздник урожая с целой кучей закусок.

– Может, и приходила. В дневнике она упоминает о церкви?

– Только когда высмеивает «Хвалебные песни».

Джозефина Мюррей оставила множество дневниковых записей – писала «в старом блокноте, на коленях, используя в качестве импровизированного стола разделочную доску; мне представляется, что так делал Сэмюель Пепис».

Писала она в основном на повседневные темы, коротко и едко критиковала телевизионные программы или поведение соседей. Иногда сочетала то и другое: «Смотрела сорокапятиминутную рекламу хрустящих блинчиков «Финдус», периодически прерываемую документальным фильмом про акведуки. Из-за шумной ссоры у соседей слева почти ничего не слышала. Очень надеюсь, что когда-нибудь они угомонятся».

Впрочем, иногда она записывала нечто более глубокомысленное.

«Этим вечером слегка разволновалась. Насыпала крошки для птиц и почувствовала головокружение. Думала вызвать лекаря, но не хотелось никого беспокоить. Знаю, что глупо, но стесняюсь отнимать чье-то время, когда, возможно, со мною все в порядке. Соседи справа вышли на барбекю. Пахло вкусно. Впервые за бог знает сколько времени появилось желание взять бутылку вина, чего-нибудь сушеного и хрустящего, пойти к ним туда и малость выпить. Глянула в холодильник, но там ничего не оказалось. В конце концов я решила, что головокружение и выпивка сочетаются плохо. Но разволновалась я не из-за этого, а из-за того, что, когда пыталась заснуть, внезапно вспомнила, что у меня сегодня день рождения. Вот поэтому я и пишу – в надежде, что это поможет мне вспомнить на следующий год, если к тому времени, конечно, не сыграю в ящик».

Пегги положила дневник в сумку.

– В офисе посмотрю повнимательнее.

– Правильно, – согласился Эндрю и взглянул на часы. – Сэндвич?

– Сэндвич, – утвердительно кивнула Пегги.

Возле кафе рядом с офисом они остановились.

– Как насчет этого? – спросил Эндрю. – Я, должно быть, тысячу раз проходил мимо и ни разу не заглянул.

На улице было достаточно тепло, так что сели снаружи. Жевали сэндвичи, смотрели, как молодая учительница ведет группу школьников в ярких жилетках. Она успевала и следить за шеренгой, и делать замечание Дейзи насчет того, что Лукасу, быть может, не нравится, когда его щиплют.

– Погоди лет десять, – сказала Пегги. – Готова спорить, Лукас все отдаст, чтобы его вот так ущипнули.

– Ты в свое время использовала такие приемы флирта?

– Нечто похожее. Немножко щипков, немного водки, и все получится.

– Классика.

Мимо прошел мужчина в синем комбинезоне электрика; он кричал в телефон нечто невразумительное на профессиональном жаргоне, как павлин, изучавший английский по автобиографии Алана Шугара[23]. Шагнув на проезжую часть, электрик даже не заметил, что промчавшийся на велосипеде курьер обозвал его дубиной.

Эндрю почувствовал, что возле ступни что-то вибрирует.

– По-моему, твой телефон звонит, – сказал он, передавая Пегги сумку.

Достав телефон, она посмотрела на экран и бросила его в сумку, откуда он и продолжил подавать сигналы.

– Могу предположить, что это снова Стив, – сказал Эндрю.

– Угу. По крайней мере, теперь он звонит только два раза в день. Надеюсь, скоро до него дойдет.

– Как с этим справляются девочки?