Экспансия индивидуальности продолжилась в современное время. Наше изобилие и наши технологии достигли высшей точки, произведя на свет индивидуальность, которая способна выбирать, испытывать удовольствие и боль, для которой приоритетом является действие, которая стремится к крайностям или довольствуется минимумом. Я называю эту новую индивидуальность с ее озабоченностью удовлетворением и потерями максимизированной индивидуальностью, чтобы подчеркнуть ее отличие от индивидуальности минимизированной, которой она пришла на смену. Индивидуальность времен первых колонистов, как и индивидуальность Средневековья, представляла собой немногим большее, чем то, что можно было наблюдать в ее поведении; она была гораздо менее обеспокоена собственными чувствами и больше - обязанностями.
Хорошо это или плохо, но сегодня мы принадлежим культуре максимизированных индивидуальностей. Мы свободно пользуемся свободой выбора среди невероятного изобилия персонализированных товаров и услуг и стремимся к большему, требуя более совершенных свобод и привилегий. Однако вместе со свободой выбора такая развитая индивидуальность встречается и с определенными опасностями. Главная из них - массовая депрессия. Я считаю, что наша эпидемия депрессии - это следствие максимизации индивидуальности.
Если бы это было изолированное явление, возвеличивание индивидуальности могло бы иметь позитивное значение, поскольку вело бы людей к более полной, насыщенной жизни. Но случилось иначе. Максимизация индивидуальности совпала с ослаблением чувства общности и утратой высшей цели. Эти факторы в совокупности оказались плодотворной почвой для распространения депрессии.
Ослабление общности
Жизнь, сосредоточенная исключительно на себе и ни на чем больше, это скудная жизнь. Человеческое существование должно сопровождаться смыслом и надеждой, которые образуют контекст этого существования, его окружение. Прежде мы имели богатый контекст, и в случае столкновения с неудачей могли взять паузу и сделать передышку в условиях этого окружения, - нашей духовной обстановки - и вспомнить, кто мы такие, восстановить чувство нашей принадлежности к чему-то большему. Это окружение в широком смысле я называю общностью. Оно состоит из веры в нацию, в Бога, в семью или в цель, которая выходит за пределы отдельной жизни.
Последняя четверть века была насыщена событиями, которые настолько основательно ослабили нашу связь с крупными общностями, что мы оказались почти беззащитными перед обычными жизненными испытаниями. Как было неоднократно замечено, политические убийства, Вьетнамская война и Уотергейт сообща разрушили в глазах многих идею, что мы как нация можем достичь великих целей. Те, кто выросли в начале 1960-х, вероятно, почувствовали, как и я, как 23 ноября 1963 года у нас на глазах было уничтожено видение будущего^. Мы утратили надежду на то, что наше общество способно избавить человека от бед и страданий. Вероятно, ни для кого не станет открытием тот очевидный, но все же показательный факт, что многие люди моего поколения из-за страха или отчаяния предпочли общественному служению личную карьеру, которая могла по крайней мере принести нам индивидуальное счастье.
Этот сдвиг от общественного блага к благу частному был подкреплен убийствами Мартина Лютера Кинга, Малкольма Икс и Роберта Кеннеди. Вьетнамская война преподала
33 В этот день был убит Джон Кеннеди. -
такой же урок тем, кто был немного моложе. Бессмысленность и жестокость десяти лет войны разрушили патриотизм юных американцев. Тем, кто не вынесли урока из войны во Вьетнаме, было трудно игнорировать Уотергейт.
Таким образом, преданность нации перестала быть источником надежды. Эрозия преданности, в свою очередь, привела к тому, что люди стали искать удовлетворение внутри себя, сконцентрировались на своей личной жизни. В то время как политические события сводили на нет прежнее представление о нации, социальные тенденции подрывали, как отмечали ученые, представление о Боге и семье. Религия или семья могли бы заменить национальную идею в качестве источника надежды и цели, удержав нас от обращения внутрь себя. Но, по печальному совпадению, эрозия веры в нацию совпала с утратой значения института семьи и упадком веры в Бога.