– Но я хочу дома побыть, Кире помочь! – возмущался Кенар, пытаясь отбиться от друга, пока Ярик усердно наматывал ему на шею клетчатый шарф.
Сникерс косился на них с подозрением. Кота не особо волновали жалкие людишки, но вот этот большой и сильный человекоподобный спас его жизнь, поселил в комфортных хоромах. А значит стоило присмотреть за ним, ибо странный блондин мог нанести ему вред. У Паши же возникло ощущение, что его хотят задушить.
– Прекрати немедля! – Кенар оттолкнул друга, раздраженно разматывая все обратно, слыша хихиканье Киры неподалеку, и невольно завис. В итоге Ярик не выдержал и схватил его за капюшон, потащив за порог.
– Паша, шапка! – ахнула Кира в последний момент, бросая головной убор Канарейкину, который ловко поймал ее, едва не вписавшись в стену между лифтом и лестницей.
– Яра, твою дивизию, – зашипел Канарейкин, пытаясь отцепить от себя друга, который волочил его задом наперед, – дай я шапку надену и одежду поправлю!
– Сейчас ты поправишь пальто, потом туфли, затем ресницы накрасишь. После чего полетишь на крыльях любви от своей ненаглядной, как последний дятел. Знаю я тебя, – ворчал Тасманов, продолжая упорно тянуть друга за собой, шагая по ступеням вниз.
– Кто здесь дятел? – огрызнулся Паша, стараясь на ходу поправить одежду, едва не рухнув на площадке между четвертым и третьим этажом. – Пусти, я сам пойду!
И надо же такому случиться, что впервые в жизни Ярослав Тасманов решил послушать друга – крайне не вовремя. В этот самый момент, когда он соизволил отпустить капюшон Кенара, правая нога Павла соскользнула со ступеньки. В итоге навалившись на Ярика, Канарейкин с воплем скатился с ним вниз, думая об одном: либо набьют шишек, либо разобьются. Удар смягчил пуховик Тасманова.
Рухнули они, сплетясь в невольных объятиях, удачно пролетев целый лестничный пролет. Как и положено любителю прекрасного, Ярослав практически повторил позу Айседоры Дункан в знаменитом танце апаш: раскинув руки и держа шарф Павла, а сам Кенар уткнулся носом куда-то в район паха друга.
– Ты посмотри, что делается-то, Глафира! Нынче эти голубые из ЛПДР приличным людям прохода не дают. Прямо в подъездах!
– И не говори, Софья, совсем мужчины нынче мужество потеряли!
Паша застонал, приподнимаясь и поворачиваясь в сторону источника шума. Прямо над ними возвышались две особы, при взгляде на которых гипотетическому чокнутому наблюдателю наверняка захотелось бы перекреститься и присмотреться внимательнее. Дамы преклонного возраста носили одинаковые норковые шубы, а на головах у них красовались две шапки из белого меха – настоящий мексиканский тушканчик. Или соболь.
Двойняшки Софья и Глафира Тукмачевы – дух и гордость дома по проспекту Невского пять. Будучи детьми войны и ветеранами труда, они стали жертвами экстрасенсов, видели смерть Брежнева, пережили побег Горбачева, раскол страны при Ельцине и даже лихие девяностые. Именно поэтому сестры Тукмачевы считали себя вправе судить обо всех, с точки зрения своего богатого опыта.
– Павлик, не ты ли это? – прищурившись, поддалась вперед Софья. Паша закатил глаза и, поднявшись, бросил мрачный взор на Тасманова.
– Может – я, а может – не я. Мы, голубые, вообще странные. Вы бы рядом не стояли, иначе надышитесь парами европейских ценностей. Потом вам внуков привезут и все.
– Что «все»? – с подозрением спросила Глафира, хватаясь за рукав сестры и отступая от Павла. Тот, скорбно вздохнув, ответил:
– В восемнадцать лет ваш Сережа приведет в дом подругу со словами: «Знакомьтесь, бабушки, это моя возлюбленная Эдуард!».
Ярик за спиной тихо хрюкнул от смеха, пока сестры Тукмачевы переваривали услышанное. Затем обе сплюнули Паше под ноги, перекрестились, и Глафира возмущенно воскликнула:
– Шельма ты, Канарейкин! От лукавого у тебя все. Не зря мне гадалка сегодня плохой день предсказала!
Паша на это только усмехнулся, схватил за руку хохочущего Ярика, таща его вниз по лестнице под проклятия и молитвы соседок.
Если в последний день старого года надо что-то купить, будь готов проявить терпение. Важное качество, которого у Канарейкина в избытке не было никогда. Ведь нет ничего хуже для мизантропа, чем толпа и очередь в кассу до самого входа. Словно живые кильки в банке, люди пытались утрамбоваться в маленьком пространстве.
– Да поможет нам Бог, – прошептал Ярослав, оглядывая толкающуюся и пихающуюся массу. Он, как обычно, проигнорировал мрачный взор друга, двинувшись в сторону стойки с крепкими напитками. На полках с ценами красовались: абсент, коньяк, виски, водка и все, что имело градус выше, чем у кефира. Люди моментально хватали все с полок, а продавцы даже не успели выставлять на витрины товар и пополнять запасы.
– А все почему? Потому что тебе захотелось еще алкоголя! Тебе дай волю, ящиками алкашню хлестал. И ведь я мог строить сейчас свое личное счастье. Нет же, приперся, испортил момент…