Как Надя своих друзей спасала

Солнце еще не поднялось, я и решила: уйду потихоньку, пока тетя с дядей спят, доберусь до нашей Слободы, заберу козочек и Борьку заберу. Ну, а вернусь с ними сюда, что мне сделают? Может, и поругают, но про себя похвалят: «Молодец Надя. Вон какая она! Спасла наших домашних животных».

Так я и улизнула из дому.

С утра уже по-осеннему было холодно. Хорошо, пальто надела, а то бы замерзла. Я ведь надеялась, что устроюсь на какую-нибудь машину до города.

Не знаю, сколько шла, но машин всё не было. Потом какой-то дед вез меня на подводе, пока ему не нужно было сворачивать в сторону. Ну, я опять пешком дальше. Тут догнал меня трактор с прицепом. Трактор вела тетка, на прицепе сено высоко наложено. Я понимаю — куда же меня тут. Но трактористка сама остановила трактор. Подзывает меня:

— Ты откуда, куда идешь?

Я ей объяснила.

— Да ты это что?! — кричит трактористка, чтобы слышно было, — мотор-то работает. — Ты в своем уме, девчонка?! Люди из города бегут, а она туда за козами. Убьют же тебя там, глупая.

Я ничего не ответила, а только быстрее пошла дальше.

Трактор опять меня догнал. Трактористка кричит:

— Влезай наверх, на сено. Довезу, сколько прямо поеду, раз ты такая дуреха бесстрашная!

Не знаю и как, но влезла я на сено, еду, качаюсь. Ехали долго. Потом трактор остановился, я слезла. Отсюда в город никто не ехал. Последние километры шла пешком одна.

Когда к городу подходила, вижу — небо над ним черное, мутное, хотя день и был солнечный. Машин оттуда больше не встречалось. Только подводы и люди. Кто с чемоданами через плечо, кто свое домашнее имущество толкает перед собой на ручной тележке. На вещах сидят маленькие дети. Которые постарше, те сами идут. Некоторые малолетки плачут на руках у матерей. Собаки бегут за хозяевами. Женщины коз гонят, овечек… Лица у всех… лучше бы не смотрела я на них. И все мне навстречу, навстречу, а туда я одна.

Спрашиваю:

— Немцев в городе нет еще?

— Кто его знает, — отвечают. — С утра дрались в пригородах. Город бомбят. По ту сторону всё горит.

А я думаю: «по ту сторону» — значит, не у нас. Значит, еще успею! Прибавила шагу, побежала. Боязно мне стало. И козочек, и Борьку жалко. Сгорят мои милые, а не сгорят — придут гитлеровцы и зарежут их. Дойду, решаю, обязательно дойду, всех уведу. Вот уже и мост. С моста мне наша улица видна как на ладошке. Тут тихо, спокойно и не видать никого, как всегда.

Словом, перебралась я через мост и бегом мимо заборов к тетиному дому.

Прихожу. Калитка отворена, и двери не заперты. Может быть, дядя так расстроился, что забыл и запереть, а может, Марфуша…

Но в доме всё по-обычному было и вещи на месте. Только меня это не занимало. Я поскорей к зверюшкам. Смотрю, куры из своего загона проникли в огород. Бродят где хотят. Все грядки перерыли.

Я к сарайчику. Слышу, поросенок трется, об дверь, хрюкает. Козочки блеют одна другой жалостнее. Зинка стучит рогами о доски. Учуяли, наверное, несчастные, что я пришла. Первым я выпустила Борьку. Он выскочил как ошалелый и давай с визгом носиться по двору. Роет грядки пятачком, ищет, что там есть. Изголодался, видать. А козочки, как открыла сарайчик, сразу ко мне. Прямо что малые дети к матери. Трутся об меня головами. Рады, что наконец пришла.

Слазила я в подпол. Там у тети зимой хранились овощи. Набрала овощей. Прихватила кочан капусты. Вылезла, нарубила всё это второпях, насыпала по кормушкам. Козочки уплетают еду, кажется, и про меня забыли. Борька чавкает с удовольствием.

А там, в городе, что творится!.. Не только взрывы слышу, доносится уже и пулеметная очередь. Я по кино знала, как бьет пулемет. А тут еще что-то как ахнет — весь наш дом задрожал. Бьются, значит, наши. До последней капли крови бьются, не сдают города.

Ну, а мне, понимаю, нужно отсюда удирать. Бегаю по двору, собираю что могу. Корзинку отыскала. Знаете, такую с крышкой на половину? Решила туда посадить куриц и унести с собой. Еще в мешок еды напихала, чтобы покормить зверюшек в дороге. Корзину с мешком связала. Перекину, решила, через плечо, так и пойду.

Я и теперь удивляюсь — откуда у меня такая сообразительность взялась? Ведь всю девчоночью жизнь жила в Ленинграде. Только и умела, что сходить за батоном.

Стала я ловить кур. Сперва мою любимицу — Пеструшку. Но куры все в разные стороны. Носятся по двору, летают, кудахчут как сумасшедшие. С трудом только двух и поймала. А там бахает, там бахает!.. Нашла веревку, сделала петлю на конце. Сообразила так, чтобы Борьке надеть на шею. Пусть бежит впереди, как собачка. Про козочек не беспокоилась. Я знала — они со мной пойдут куда захочу.

Надела я на Борьку свой ошейник. Ношу взвалила на плечо. Козочкам говорю: «Зинка, Динка, пошли!» Они такие умницы, будто поняли, что надо, пока не поздно, удирать отсюда, и побежали к калитке. Борька тянет меня. Еле держу его.

Вышли мы — еще совсем было светло. Я соображаю, что главное — надо поспешить перейти мост. Там уж ничего, там дойдем.