Как мыслят леса

Я ненадолго вернусь к наставлению не отводить взгляд от ягуара, обсуждение которого было во введении и продолжено в предыдущей главе. Смотря на ягуара в ответ, человек становится в глазах животного равным ему хищником – «ты». Отводя взгляд в сторону, он рискует быть увиденным добычей, в скором времени мертвым мясом, «оно». В этом нелингвистическом обмене взглядами статус сообщается через видовые границы с помощью прямых или косвенных способов нелингвистической коммуникации. Это также характеризует зону, в которой действуют собачьи императивы. Следовательно, по мнению жителей Авилы, между ягуарами и людьми существует своего рода паритет. Они могут принять взгляд друг друга в межвидовом и вместе с тем отчасти интерсубъективном пространстве. По этой причине некоторые люди считают, что если они съедят много жгучего перца, то смогут дать отпор встреченным в лесу ягуарам, потому как глаза хищника будут выжжены при зрительном контакте. Напротив, зрительный контакт с существами более высоких уровней считается непомерно опасным. Например, стоит избегать такого контакта с бродящими по лесу демонами (супаигуна). Взгляд на них влечет за собой смерть; принимая их взгляды, человек входит в их царство неживых[139].

В Авиле эта иерархия перспектив находит отражение в способах коммуникации. Буквальная коммуникация происходит, когда одно существо может проникнуть в субъективную точку зрения другого. «Высшие» существа могут легко занять точку зрения низших, о чем свидетельствует тот факт, что люди могут понимать «разговор» собак или что духи могут слышать мольбы людей. Однако «те, что ниже» способны видеть мир с перспективы высших существ только с помощью особых средств коммуникации, таких как галлюциногены, которые делают возможным контакт между душами существ из разных сфер. Без специальных средств коммуникации, например галлюциногенов, нижние существа понимают высших только посредством метафоры, то есть благодаря идиоме, определяющей одновременно и связь, и различие.

Теперь мы можем обратиться к головоломке, с которой я начал эту главу: если метафора так важна в сновидениях руна и других ситуациях, в которых распознаются различия между видами существ, почему руна интерпретируют сны своих собак буквально?

В своем метафорическом сне люди осознают разрыв между собственным восприятием мира и его восприятием хозяевами животных. Посредством сновидений они могут увидеть лес в действительности – как домашние сады и поля, принадлежащие главным хозяевам животных. Этот образ, однако, всегда накладывается на тот, каким люди видят его бодрствуя – природным. Люди в Авиле интерпретируют сны собак буквально потому, что благодаря своему привилегированному статусу, которым они обладают в отношении собак, они способны непосредственно видеть проявления того, как души их собак переживают события. Напротив, в отношении онирических перемещений их собственных душ, которые включают взаимодействия с господствующими существами и находящимися под их контролем животными, у людей, как правило, такой привилегированной перспективы нет. Именно поэтому в их сновидениях проявляется метафорический разрыв.

МЕЖВИДОВОЙ ПИДЖИН

В толковании сновидений собак разрыв между различными видами существ, который зачастую строго соблюдается, сокращается, по крайней мере на мгновение, когда люди и собаки становятся вместе частью одного эмоционального поля, которое выходит за их видовые границы, когда они фактически образуют эмерджентную и эфемерную самость, распределенную в двух телах[140]. Эпистемологический кризис, с которым столкнулась Америга, раскрывает не только тонкую природу, но и основы этого проекта. Сновидения собак принадлежат не только собакам. Они также являются составляющей целей, страхов и устремлений руна – хозяев собак и время от времени их «вселенскими» спутниками, когда руна пытаются через души своих собак взаимодействовать с существами, которые обитают в мире леса и за его пределами.

Виды переплетений, о которых шла речь в этой главе, выходят за рамки культуры, однако отрицать их принадлежность к ней нельзя. Эти переплетения являются, прежде всего, биологическими, но касаются не только тел. Собаки действительно становятся людьми (биологически и исторически специфичными путями), а руна на самом деле становятся пумами, этого требует необходимость выживания в столкновениях с кошачьими семиотическими самостями. Процессы «совместного становления» (becoming with) с другими изменяют то, что значит быть живым и быть человеком, точно так же, как и то, что значит быть собакой или даже хищником.