Как мы жили в СССР

Олег Басилашвили вспоминал, как взволнованно говорил продавщице дефицитной литературы из «Книжной лавки писателей» на Невском проспекте в Ленинграде: «Если захотите в наш БДТ – я с радостью – в любой день – вот мой телефон!» [Басилашвили 2012: 103].

Обмен услугами был в 1970‑х не маргинальным явлением, не отклонением от коммунистических этических норм, а, наоборот, абсолютной нормой. И чем более уважали того или иного человека, тем больше была вероятность, что он вступит так или иначе в систему обмена услугами, предлагая свой дефицит в благодарность за доступ к дефициту партнера. Появился даже анекдот про «нужника», звонящего клиенту с информацией о том, что достал ему место на престижном кладбище, но… с условием занять его не позже, чем завтра. А то место «уйдет» к тому, кто сразу готов стать покойником [Мельниченко 2014: 570].

Иногда случаи обмена услугами были весьма оригинальными. Скажем, газета «Известия» получила квартиры для своих сотрудников у московского мэра Промыслова, а в благодарность преподнесла ему снимок, на котором Брежнев дружески хлопает Промыслова по плечу. Известинский фотокор вовремя щелкнул аппаратом: подобные снимки советские чиновники обожали. Они вешали их в кабинетах и приемных, чтобы продемонстрировать каждому посетителю степень своей близости к «влиятельному телу» [Мамлеев 2008: 115].

Порой цепочки взаимных услуг были значительно длиннее, нежели в «Гараже», в «Мимино» или в моем случае. Вот, например, чудный образец из рассказа «Жизнь коротка» Сергея Довлатова. История, наверное, выдуманная, но, по сути дела, очень точно отражающая характер обмена услугами в СССР. Некой девушке (Регине), эмигрировавшей в Америку и желавшей там заручиться поддержкой маститого писателя – выходца из России, понадобилось приобрести раритетное издание его юношеских стихов. Оно имелось у спекулянта, но тому требовались не деньги, а собрание сочинений Мандельштама.

В результате состоялся долгий тройной обмен. Регина достала кому-то заграничный слуховой аппарат. Кого-то устроили по блату в Лесотехническую академию. Кому-то досталось смягчение приговора за вымогательство и шантаж. Еще кому-то – финская облицовочная плитка. На последнем этапе фигурировал четырехтомник Мандельштама.

В некоторых случаях цепочки обмена услугами оказывались столь сложными и длинными, что их выстраивание становилось объектом профессиональной маклерской работы. Если бы, допустим, мой отец был руководителем не на кожевенном производстве, столь необходимом для типографии, а на каком-то другом, он, возможно, все равно смог бы решить вопрос о моем трудоустройстве. Но сделать это было бы значительно сложнее. Выход на директора типографии потребовал бы ряда опосредующих звеньев. О том, как маклер сводит между собой большое число людей, есть фильм Виктора Трегубовича «Прохиндиада, или Бег на месте» (1984) с блестящим Александром Калягиным в главной роли. Его герой где-то служит, но, приходя на работу, оставляет пиджак на спинке стула как знак своего присутствия, а дальше весь день крутится, общаясь с нуждающимися в услугах персонами и сводя их между собой. Именно герой Калягина был настоящим великим комбинатором 1970‑х. То, как строил когда-то свою работу Остап Бендер, перестало быть актуальным. Ни деньги, ни «бронзулетки» не позволяли нормально жить в советской системе. А обмен услугами позволял добиваться почти всего, чего хотелось. Тема была настолько актуальной, что появился и своеобразный «женский вариант» «Прохиндиады» – фильм Юлия Райзмана «Время желаний» (1984), в котором героиня Веры Алентовой ведет себя примерно так же, как герой Калягина, но не для бизнеса, а для строительства собственной семьи: сложные комбинации обеспечивают приобретение мужа, карьеры для мужа, квартиры, в которой не стыдно жить с высокопоставленным мужем, и т. д. Фильм Райзмана заканчивается печально, но отражает схему, которую использовали многие семьи, обеспечивая себе нормальную жизнь.