Знакомиться с одеждой советский человек 1960–1970‑х начинал, естественно, в детстве, облачившись в не допускавшую разнообразия школьную форму. Поначалу она была серенькой и чрезвычайно унылой. Хотя обладала одним важным достоинством: на ней не видна была грязь, активно собираемая мальчишками, елозившими по полу на переменах. За время моей учебы форму реформировали, и нас облачили в синие костюмы, выглядевшие наряднее, но не скрывавшие собранной за учебный день пыли. Только количество пыли на одежде и оставалось признаком мальчишеской индивидуальности. Иного разнообразия учителя не допускали. Мы, впрочем, от этого не слишком страдали, поскольку о том, чтобы хорошо выглядеть, думали не мы, а в основном девочки, наряженные в однообразные коричневые платьица. Возможно, на их взгляд убогость школьной формы была ужасающей, но мне казалось, что это не самая страшная черта уравнительного общества, поскольку в 1970‑е советское ханжество понемногу отступало и длина платья моими одноклассницами активно варьировалась. А когда взгляду мальчишек открывались вдруг красивые ножки, все недостатки расцветки и покроя одежды отходили на задний план.
Почти столь же однообразной, как одежда школьников, была одежда пенсионеров, которые часто просто донашивали вещи, купленные в годы активной трудовой жизни. Одна моя знакомая старшего возраста, выходя на пенсию в начале 1980‑х, купила новую одежду со словами: «Это, наверное, последнее пальто в моей жизни». А было ей тогда, естественно, лишь 55 лет. Советские старики выглядели единообразно в силу общей для всех поношенности и затертости одежды минувших эпох. В принципе, никто не мешал им «модничать», и даже размер пенсии иногда позволял обновки, но редко кто на это решался. Не принято было. Возможно, поэтому одним из самых шокировавших советского человека впечатлений от западного мира становилась со временем хорошо одетая, ухоженная и моложавая пенсионерка, сидящая в кафе или даже путешествующая по миру.
В промежутке между детством и старостью «борьба за шмотки» шла у советских людей чрезвычайно интенсивно. По окончании школы вопрос одежды и обуви вставал для юношей (и особенно для девушек) всерьез. Стандартный набор товаров был во всех магазинах примерно одинаков, как и набор продуктов питания. Но в «охоте на шмотки» имелись свои характерные особенности, определявшие поведение советского человека.
Во-первых, товары, представлявшие повышенный интерес, вмиг могли сметаться с прилавков возбужденной толпой покупателей, а могли случайно (особенно в малых торговых точках, затерянных в переулках большого города) залеживаться в течение нескольких дней или часов. Поэтому нормальным элементом образа жизни советской женщины (значительно реже – мужчины) было регулярное прочесывание всех доступных магазинов в надежде вдруг обнаружить что-нибудь приличное. При обычных прогулках, при походах с работы и на работу, при встречах с друзьями и подругами надо было не забывать о шопинге. И тогда временами отыскивался какой-то товар. Возможно, не тот, что был очень нужен, но тот, что все равно покупали, поскольку в другой раз не будет и его.
Во-вторых, залежавшиеся товары могли обнаруживаться с большей вероятностью в сельских магазинах или в торговле небольших провинциальных городков, поскольку там царили еще нравы прошлых десятилетий, когда покупали одежду, чтобы прикрыть тело, а к вычурным, непривычным одеяниям «стиляг» относились с подозрением. То, что не покупало местное население, с радостью расхватывали туристки, приехавшие на выходной смотреть местные достопримечательности, командированные, случайно занесенные в провинцию по долгу службы, или горожане, направленные своим предприятием в деревню на уборку урожая.
В-третьих, модные товары иногда завозили в магазины в последние дни месяца, если того, что наторговали в предыдущие дни, не хватало для выполнения государственного плана по реализации продукции. Иными словами, если за 29 дней не удавалось правдами и неправдами втюхать советскому обывателю достаточное количество советской продукции, необходимой для того, чтобы прикрыть тело, то на тридцатый день в магазине мог появиться дефицитный импорт для модников. Поэтому в конце месяца люди отпрашивались с работы, опаздывали на службу, брали отгулы или просто прогуливали для того, чтобы занять с утра очередь там, где на прилавки, возможно, что-нибудь «выбросят» (это слово имело в эпоху дефицита двойной смысл!). Хотя, возможно, и не «выбросят». Заранее ведь было не узнать.
В-четвертых, были, конечно, и такие люди, которые узнавали про планирующийся «выброс» с вечера. Например, от знакомых работников магазина. К утру вовремя проинформированные люди занимали очередь и оказывались первыми у прилавков. Если очередь была невелика, они успевали два-три раза достигнуть прилавка и потом отправить «излишек» в перепродажу. Одна дама, промышлявшая у дверей московского ГУМа, шла для приобретения дефицита на специфическую хитрость.