Как мы видим то, что видим

Самцы одного из видов ткачиков, птиц семейства воробьиных, строят гнезда, сплетая нечто вроде сетки из травинок. Но, пишет фон Фриш, «самка ткачика очень привередлива. Если она находит архитектурное мастерство супруга недостаточным, то отвергает его притязания, заставляя расплести гнездо и начать все сначала». По мнению ученого, «самец действует не только инстинктивно, но и учится на опыте своих неудач». Еще более удивительны повадки других представителей семейства воробьиных, шалашников. Они украшают свои гнезда «гирляндами ярких цветов, ягодами, перьями попугаев, крышечками от бутылок, осколками стекла и другими блестящими предметами, которые самцу удается подобрать возле человеческого жилья. В качестве последнего штриха самец может даже разрисовать гнездо внутри соком черники, ягоды которой он давит клювом. Когда все готово, он отступает назад, подобно художнику, критически изучающему свое творение, и, не колеблясь, меняет местами цветы или поправляет окраску».

Что это? Эстетическое чувство, его зачатки? А почему бы и нет? Почему бы ощущению прекрасного не быть связанным с какими-то статистическими закономерностями, которым бесспорно подчинены текстуры? Мы говорим о прекрасных произведениях искусства, что они «соразмерны», «гармоничны», – разве в этих словах нет намека на некие единицы измерений, которыми мы бессознательно пользуемся? И что очень важно, для статистического опознавания нет нужды, подобно Сальери, расчленять музыку (или любое другое произведение) как труп».

Правое полушарие опознает целостно. Не оно ли, бессловесное, позволяет нам в цельности, в полном объеме всех деталей восхищаться красотой?

А при попытке логически, словами, то есть левым полушарием (набором абстракций!) объяснить причину красоты испытываем невероятные трудности: она просто ускользает из рук, как это описал Сперанский... «Формулы красоты», задуманные по образцу определений квадрата или треугольника, сбиваются на тавтологии типа «чувство прекрасного отражает прекрасное в самой действительности». Авторы статьи «Прекрасное» в третьем издании Большой советской энциклопедии не стали давать категорическое определение, а пошли по более разумному пути, постарались передать читателю эмоции, которые возникают при общении с прекрасным: «переживание и ощущение прекрасного вызывает бескорыстную любовь, чувство радости и ощущение свободы».

Впрочем, если левое полушарие затрудняется дать определение прекрасному в словах, почему бы не предположить, что более удачливой окажется математика? Нильс Бор, один из создателей современной физики, заметил, что математика «похожа на разновидность общего языка, приспособленную для выражения соотношений, которые либо невозможно, либо сложно излагать словами». Может быть, для прекрасного – для всех его видов! – существует некий математически обобщенный образ, который и вызывает у нас те эмоции, которые обозначены в статье «Прекрасное»?

На такую возможность намекает многое. Все наши органы чувств изъясняются на одном и том же языке – языке импульсов, бегущих по нейронным сетям.

Не в этой ли общности кодов разгадка того, что критики нередко пытаются выразить свое восхищение предметом искусства с помощью терминов другого искусства и даже с помощью слов, к искусству не имеющих в общем-то отношения? Так появляются «сочная живопись», «кричащие краски», «тусклый звук», «раздольная мелодия», «огненный танец» и так далее. Все мы, впрочем, понимаем (вернее, ощущаем, нередко каждый по-своему), что именно хотел сказать своими определениями критик или искусствовед. Однако значит ли это, что он выразил суть дела? что нашел формулу прекрасного? Тогда как обобщенный образ прекрасного произведения точно воспринимается зрителем, слушателем, читателем. И творцом произведения, который обычно не в состоянии удовлетворительно объяснить, почему это слово, этот мазок положены именно в этом месте. «Так соразмернее, красивее, лучше», – говорят авторы...

 

Рис. 24. Различные почвы отличаются своими текстурами и статистическими характеристиками

 

Рис. 25. А вот эти картинки-текстуры, синтезированные с помощью компьютера, различают даже пчелы: их микроскопический мозг способен решить такую задачу.

Целостный образ – в правом, разъятый на абстрагирующие каналы – в левом. Как это связано с мнением автора информационной теории эмоций члена-корреспондента АН СССР Павла Васильевича Симонова насчет того, что правому полушарию принадлежит ведущая роль в порождении целей, а левое уточняет средства их достижения? Согласно Симонову эмоция – это результат сравнения потребности (точнее, вероятности ее удовлетворения в данный сиюминутный момент) с реальностью, которую преподносит жизнь. Мечта приближается к яви – эмоциональный плюс, судьба щелкает по носу – тут уж не до улыбок...