Проведя день рождения дома в окружении семьи и соседей, она перенесла серию приступов и была перевезена в огромную, неописуемо уродливую городскую больницу. Там ее поместили в дальней комнате отделения, где жалюзи на плохо заклеенных окнах громыхают от ветра. Теплое отношение персонала, однако, компенсирует то, чего не хватает зданию. Врачам по паллиативному уходу сообщили, что «мой племянник — настоящий специалист во всем этом». Несмотря на эту гендерно запутанную рекламу, они приветливы и добры со мной.
— Твоя тетя очень мила, — говорят они, — и она до смерти гордится тобой!
Понимая, что слово на «с» уже выскочило, они, покраснев, уходят.
Я приехала сюда поездом вместе с дочерью, которой сейчас 17. Мои родители едут на машине, а сын забрал нас на вокзале, потому что учится здесь в университете. Прошло много времени с тех пор, как мы похоронили рыбку (а в конечном счете, и кота, нескольких хомяков, других рыбок и кроликов, обезглавленных местным лисом), и теперь он высокий мускулистый нападающий в регби, мастер пирушек, искрящийся радостью жизни. Его сестра — добрая и тихая, более сдержанная, склонная сначала думать, потом говорить, интуитивно чувствовать чужие переживания и брать чужую одинокую руку в свои.
Мы входим в палату тети. Она выглядит крошечной и бледной на большой больничной койке. Ее больничный халат подчеркивает желтушный цвет лица. Один из моих двоюродных братьев сидит в кресле у окна. Он в отчаянии и не знает, что делать, хотя провел полдня в пути, чтобы быть рядом и выразить свою любовь. Кажется, тетя спит, но мои ласковые объятия («Привет, тетушка! Мне нравится твоя модная пижама!») будят ее. Она открывает один глаз и улыбается, замечая других людей в комнате. Поднимаясь, чтобы увидеть нас всех, она говорит: «Вы проделали такой долгий путь!» Ее глаза наполняются слезами, и она начинает плакать. Приезжают мои родители и здороваются с внуками, племянником и тетушкой, к которой они приходят каждый день. Ее лицо опускается вправо, и она не может пошевелить правой рукой. Я замечаю, что двоюродный брат сидит с правой стороны ее кровати — вероятно, она не увидела его. Опухоль головного мозга постепенно лишает ее способности видеть, чувствовать, замечать, двигаться и взаимодействовать с правой стороной тела.
Провожая близких в последний путь, важно думать именно о них, а не о себе и своей будущей жизни без этих людей, дать им всю свою любовь, чтобы они ушли спокойно, зная, что все было не зря.
Мы все берем стулья и садимся. Я подвожу двоюродного брата слева от тетушки, и она рада его видеть. У меня в кармане тюбик крема для рук; я беру правую руку тети, прошу дочь взять левую, и мы вместе втираем крем в ее кожу. Она улыбается и говорит: «У него приятный вкус». В комнате раздаются отрывочные беседы. Мои родители выглядят уставшими. Дочь храбрится, видя горе на лицах родственников.
— Давай, — говорю я ей, — попробуем найти чай для всех.
Мы выходим в коридор, следуя указателям в направлении кафе. Сын, как добрый великан, возглавляет шествие (он регулярно посещает отделение неотложной помощи из— за травм во время регби), я и его сестра, бледная, тихая и напряженная, следуем за ним.
— Я так горжусь вами, — говорю я, пока мы ищем кафе. -
Вы так правильно все делаете. Поддерживаете разговор, заботитесь о бабушке с дедушкой и так добры, так любите тетушку...
— Ну, мам, — говорит добрый великан, — ты и папа всю жизнь готовили нас к этому. Никто в школе никогда не говорил о смерти. Но в нашем доме это было важным вопросом. А теперь посмотри — все в порядке. Мы знаем, чего ожидать. Мы не боимся и можем это пережить. Это то, чего вы хотели — чтобы мы не боялись.
Мы приходим в кафе, я обнимаю их обоих. Я не уверена, что мой большой парень говорит за двоих: моя прекрасная девочка выглядит взволнованной, будто сейчас расплачется. Но это тоже хорошо. Потому что мы сможем это пережить. Мы можем пройти последние шаги в жизни тетушки вместе с ней, отдавая свою любовь и оценивая вклад, который она привнесла в наши жизни, осознавая, что скоро она будет больше спать, меньше бодрствовать и разговаривать, и ее конец будет спокойным.
И когда несколько дней спустя этот момент наступает, все проходит спокойно. Она готова. И мы тоже.
Будучи открытыми и честными, мы сделали так, чтобы наши дети могли задавать вопросы, озвучивать тревоги и признавать горечь из-за необратимости смерти. Они не стали плаксивыми; не боялись рисковать и использовать возможности жизни, и, кажется, спокойно восприняли эту новость.
Каждая семья находит свой способ познакомить детей с явлениями жизни; но нужно помнить, что признание и обсуждение смерти так же важны.
Звук тишины