Как мы росли

Варя сначала ничего не поняла, а потом горькая обида захлестнула её маленькое сердце. Всхлипывая, она побежала назад. Оксана Григорьевна, широко расставив руки, поймала её и крепко-крепко прижала к себе:

— Кто тебя поколотил?

— Никто меня не колотил.

— А почему тогда дивчинка плачет?

— А я не плачу, — сказала Варя и вдруг громко зарыдала, уткнувшись Оксане Григорьевне в мягкий, пуховый платок на груди.

Оксана Григорьевна усадила Варю рядом, погладила по голове.

— Перестань плакать, — говорила она. — Лучше мы с тобой потолкуем.

И Варя рассказала Оксане Григорьевне про свою горькую обиду:

— Я не знала, что она такая злющая. Помогала ей, жалела, как бабушку, а она как давай пихаться! И дядька у неё злой.

— Какой дядька? — переспросила Оксана Григорьевна.

— Какой? У неё в комнате, в темноте, сидит.

— Ну, вот что, — сказала Оксана Григорьевна. — Плакать нечего. Она — старый, больной человек, у неё свои странности. На тебе книгу, и беги к ребятам. Я сейчас приду и буду вам читать, а вы до меня посмотрите картинки. Мне на минуточку надо зайти к Михаилу Алексеевичу.

Варя с книжкой побежала к ребятам, а Оксана Григорьевна пошла к Чапурному.

— Так, так, — приговаривал Михаил Алексеевич, слушая Оксану Григорьевну. — Как же нам лучше поступить? Дело-то серьёзное…

Оксана Григорьевна в этот вечер читала ребятам «самую интересную на свете книжку» — про собаку Каштанку, о том, как Каштанка потерялась и как она потом научилась выступать в цирке. Ребята сидели вокруг печки и слушали.

Чапурной сидел в это время на площадке у запертой входной двери. В парке, куда выходили окна из комнаты «Пиковой дамы», дядя Егор большой лопатой раскидывал ещё не растаявший снег, а сам нет-нет, да поглядывал на окна. По дороге в райсовет летел, как птица, в своей чёрной крылатке Пётр Петрович.

— Я так полагаю, — сказал он, передавая председателю письмо Чапурного, — что это весьма важно…

Ещё не успела Каштанка вернуться к своему прежнему хозяину, как к детскому дому подошёл военный патруль.

Чапурной повёл солдат по лестнице на второй этаж и постучал в дверь. Открыла ему «Пиковая дама». В комнате никого, кроме неё, уже не было.

— Так, — сказал Чапурной и подошёл к окну, которое было прикрыто неплотно.

Из окна было видно, как в парке красноармейцы обыскивали высокого человека в шинели. Человек поднял руки и зло смотрел на дядю Егора.

— Чтоб ты себе ноги переломал, гадюка проклятая! — ругался дядя Егор, разглядывая простреленную лопату. — Чтоб тебя разразило! Среди детей захоронился, сволочь!

Красноармейцы увели «Пиковую даму» и царского полковника, которого она прятала.

А жизнь в детском доме шла своим чередом. Оксана Григорьевна дочитала книгу и уложила ребят спать. Варя, забыв про обиду, лежала в постели и долго ещё видела перед собой смешную рыжую собачонку — умную, как настоящий артист.

А в это время Чапурной в своей комнате заряжал одной рукой наган: оружие должно быть в порядке. Перед ним за столом сидел Пётр Петрович. Прихлёбывая чай из жестяной кружки, он говорил:

— Я, знаете, Михаил Алексеевич, бежал и не верил, что это я бегу. А теперь вот сердце покалывает…

— Пройдёт, Пётр Петрович, — утешал его Чапурной.

— Разумеется, пройдёт. Я полагаю, вы ведь не думаете, что я жалуюсь?

— Что вы! Конечно, не думаю, — ответил Чапурной. — Я вот вам горяченького, разрешите, подолью.

И Чапурной, наливая Петру Петровичу чай, думал: «Молодец старик! Если бы не он, упустили бы врага».

О событии, которое произошло в детском доме, знали только взрослые. Ребятам сказали, что «Пиковая дама» заболела и уехала. А со взрослыми у Чапурного был разговор.

— Я прошу без моего разрешения не оставлять в доме никого из посторонних. Вы понимаете, что это необходимо, — сказал Чапурной. — Надеюсь, никто не возражает?

— Я возражаю, — сказала Гертруда Антоновна.

— Почему же? — удивился Чапурной.

— Я возражаю, — повторила Гертруда Антоновна. — Как вы можете давать разрешение, когда вы не знаете постороннего человека? В детском доме не должно быть посторонних.

«Она права», — подумал Чапурной и сказал:

— Я, товарищи, промахнулся. Гертруда Антоновна правильно говорит — какое я могу дать разрешение?

— Я полагаю, — сказал Пётр Петрович, — в этом не будет необходимости.

— Кому надо знакомых проведать, пусть сами в гости идут, — сказал дядя Егор.

— Правильно, — сказал Чапурной. — На том и решили.

Щи из рябчика

У Михаила Алексеевича с его помощниками установились настоящие дружеские отношения. Люди подобрались такие, которые не «служили», а жили с детьми и не считали своего времени, работали с душой.

Но, как и во всяком деле, были свои трудности. Вот, например, сегодня привезли продукты. Дядя Егор открыл большую бочку с кислой капустой:

— Будем варить щи.

Капуста ему понравилась. Немного пересоленная, но ничего, можно вымочить. Но, поглядев на замороженных птичек в серо-коричневых пёрышках, дядя Егор помрачнел.

— А это что? — спросил он.

— Как видишь… — Чапурной стал рыться в накладных, по которым получал продукты: — Рябчики.

— Рябчики? — переспросил дядя Егор. — Что с ними делать?