– Я уверен, что надо менять систему. И должны меняться люди…
21 мая 2012 года Андрей Фурсенко оставил пост министра образования и науки и был назначен помощником Президента Российской Федерации.
Послесловие
Итак, больше тридцати лет, витиевато плутая, российская система образования протаптывает собственный путь. Но вот вопрос: насколько далеко при этом ушла она от советской системы? Почему словно сегодняшние читаются откровения учителей и школьных директоров 80-х годов? И про скучные уроки, и про отсталость классно-урочной системы, и про отсутствие необходимого оборудования для лабораторий и перегрузку педагогов и школьников?
Почему из документа в документ, от манифеста – к концепции, от программы – к доктрине мы читаем про то, что школы нужно избавить от лишних бумаг и отчетов? Почему все идет и идет вялый разговор о повышении статуса учителя? И о том, что учебники не соответствуют нынешнему уровню науки, что они тоскливы и написаны суконным языком? Почему все протяжнее стоны о непосильной нагрузке учеников? Почему учителя и школьные администраторы гораздо больше, чем в советское время, боятся десятков проверяющих, пикирующих на образовательные учреждения, словно сова на мышонка?
Почему романтичные мечты о свободной школе в общем-то для многих так и остались мечтами? Или же все-таки пронесся по школьным коридорам свежий ветер новой жизни?
Елена Ленская:
– Россия и Чили начали реформироваться в одно и то же время. У них ушел Пиночет, а у нас образовалась Российская Федерация как самостоятельное государство. На тот момент в Чили было 25 % неграмотного населения, а в России его вовсе не было. Думаю, не ошибусь, если скажу, что теперь у нас появилось около 2 % неграмотного населения. И в Чили осталось примерно столько же.
Почему так случилось? Потому что, когда в Чили начались преобразования, некий политический деятель, который стал министром образования, человек невероятно деятельный, оставил программу развития образования на 20 лет вперед. И договорился со всеми партиями, что, кто бы из них ни пришел к власти, они будут продолжать делать то, что в этой программе написано.
У нас ведь происходило все ровно наоборот. Приходит следующий министр – всех распускаем, разгоняем. В министерстве образования в двух соседних кабинетах по поводу одного и того же события можно было услышать совершенно противоположные точки зрения.
В Чили же все точно знали, что происходит в данный период, и квалифицированно могли рассказать. Вот сейчас мы меняем учебники, а завтра будем менять что-то другое. Не было ощущения, что люди говорили заученно. Они и вправду верили в то, что они делают общее и очень нужное дело.
Пока собиралась и писалась эта книжка, я много размышлял над тем, почему благородные постулаты «Педагогики сотрудничества», так в общем-то легко выполнимые («мы идем за учеником», «нет слабых учеников», «все хотят делать ставку на сильных учеников, а мы хотим помогать слабым»), остались незамеченными многими педагогическими коллективами, будто их и не было? И отзвуки их находятся лишь в презентациях, которые учителя пишут во время обязательного периода повышения квалификации?
Может быть, дело в том, что за декларациями не было реального механизма их воплощения? Можно, конечно, человека долго уговаривать: пойди туда и принеси оттуда то-то и то-то. Но без понимания, зачем ему туда идти, без мотива, не так-то просто выбрать нужную дорогу. И без экономического стимула, как теперь уже совершенно ясно.
Тогда, в конце 1980-х – начале 1990-х казалось – вот как только дадут свободу, прорвет, хлынет. Дали… Ненадолго, но дали. И?..
Многие идеологи образовательных реформ той поры сейчас вспоминают: «это было счастливое время творчества». И легко соглашаются: да, но при этом общая ситуация была катастрофическая.
Успешных реформ без достаточного финансирования не бывает. Энтузиазм не может стать энергией для системных преобразований. Возможности перестроить школу, которые открылись в конце 80-х и начале 90-х, не привели к принципиальным, системным изменениям. Зерно перестроечного Закона «Об образовании» (даже если не брать разудалую редакцию 1992 года, а последующие, откорректированные версии) упало на стремительно обезвоженную почву. И только крепкий консерватизм системы образования позволил ей выжить в тот период.
Но этот консерватизм воспроизводился и затем, в стабильные годы, когда от системы требовалось развитие.