Как мы ориентируемся. Пространство и время без карт и GPS

Эти клетки, которые вызывают такой интерес Джеффри и других нейробиологов, называются пирамидальными нейронами. И они служат ключом к пониманию феномена амнезии первых лет нашей жизни.

Зигмунд Фрейд придумал термин «инфантильная амнезия» и объяснил его в терминах вытеснения: мозг прячет желания и эмоции младенчества от взрослой психики, но к ним можно получить доступ с помощью психотерапии. «До сих пор нам не приходило в голову удивляться этой амнезии; а между тем у нас есть для этого полное основание, – писал он в 1910 г. – Поэтому-то нам рассказывают, что в эти годы, о которых мы позже ничего не сохранили в памяти, кроме нескольких непонятных воспоминаний, мы живо реагировали на впечатления; что мы умели по-человечески выражать горе и радость, проявлять любовь, ревность и другие страсти, которые нас сильно тогда волновали; что мы даже выражали взгляды, обращавшие на себя внимание взрослых, как доказательство нашего понимания и пробуждающейся способности к суждению. И обо всем этом, уже взрослые, сами мы ничего не знаем. Почему же наша память так отстает от других наших душевных функций?»[66] Фрейд рассматривал память как неизменное хранилище, которое оказывает долговременное воздействие на наше поведение во взрослом состоянии, даже если содержимое этого хранилища недоступно сознанию. Но Фрейд не знал, что этот период младенческой амнезии в возрасте до двух лет – за которым следует период детской амнезии приблизительно до шестилетнего возраста – универсален не только для людей, но и для некоторых других млекопитающих. Период амнезии наблюдается у всех видов, у которых детеныши рождаются беспомощными и нуждаются в заботе взрослых, в том числе у крыс и обезьян, что указывает на его потенциально оберегаемую эволюцией необходимость для этого периода развития.

С 1970-х по 1990-е гг. в качестве другой причины младенческой амнезии называли тот факт, что ребенок еще не умеет говорить: самые первые воспоминания становятся недоступными после того, как малыш переходит от невербальной коммуникации к вербальной. Именно в полтора года у детей происходит «языковой взрыв», и вскоре после этого младенческая амнезия исчезает. Как объясняла мне Нора Ньюком, основатель Центра пространственной памяти и обучения в Университете Темпл, «[считалось, что] появление памяти связано с обретением речи, а также с культурными нормами, требующими запоминать уникальные события. Конечно, все это важно: мы разговариваем, и мы живем в социальных группах. Но этого недостаточно. Это не могло быть единственным объяснением»[67]. Еще больше осложнял гипотезу языка тот факт, что многие животные, не умеющие говорить, тем не менее помнят события своей жизни.

Только недавно ученые раскрыли связи между развитием восприятия пространства у детей, амнезией и памятью, и эти связи могут пролить свет в первую очередь на то, как в процессе эволюции у людей формировались когнитивные способности. Способность человеческого разума совершать мысленные путешествия во времени – вспоминать прошлое и представлять будущее – и грамматически верная речь могли появиться и развиться в плейстоцене, эпохе, начавшейся 2,6 миллиона лет назад. Это был период, в котором «ребенок» стал представлять собой новую, длительную стадию биологического и социального развития нашего вида. Авторы книги «Предсказания в мозге» (Predictions in the Brain), вышедшей под редакцией нейробиолога Моше Бара, объясняют: «Появление вида Homo сопровождалось увеличением продолжительности периода развития от младенчества до взрослого состояния и появлением дополнительной стадии, которую мы называем ранним детством. Это период приблизительно от 2,5 до 7 лет, во время которого развиваются способности к мысленному путешествию во времени и грамматически правильная речь»[68].

Может быть, дети – это результат новой стадии в эволюции нашего вида, необходимой для полного развития систем пространственной и эпизодической памяти? «Все думают, что первые два года очень важны, но, если мы не можем их вспомнить, чем именно они важны? – говорит Ньюком. – Гипотезы есть. Но, если мы не можем дать краткий ответ, значит, мы ничего не знаем о мозге».

Джон, родившийся недоношенным на сроке двадцать шесть недель, весил около килограмма. Он не мог самостоятельно дышать и первые два месяца своей жизни провел в инкубаторе, подключенный к аппарату искусственной вентиляции легких. Однако он рос абсолютно здоровым – до четырех лет, когда с ним случились два эпилептических припадка. Примерно годом позже родители стали замечать, что Джон не помнит то, что происходило в его жизни. Он не помнил, что смотрел по телевизору, что произошло в школе, какую книгу он читал накануне вечером. Когда Джона осмотрели нейробиологи, они нашли другие нарушения. Он не мог найти дорогу, не помнил знакомую обстановку, расположение предметов и личных вещей. Примечательно, что интеллект мальчика не пострадал – он умел читать, писать, говорить, хорошо успевал в школе. Семантическая память, не связанная с личным опытом, была абсолютно нормальной.