Один из участников конференции указал на вероятность того, что данные исследования искажены, потому что добровольно решать эту задачу согласится только человек, уверенно себя чувствующий в виртуальной реальности. Мне было интересно, учитывали ли эти данные также доступ к интернету или к компьютеру. Что, если лучшие навигаторы из трех миллионов людей, игравших в игру, были худшими из всего возможного спектра? К слову, американский лингвист Эрик Педерсон протестировал навык навигационного счисления у мужчин и женщин из клубов грибников в Нидерландах, предложив им указать, где находится их машина, после того как они прошли несколько километров по лесу. И даже несмотря на умение грибников находить пищу «во внешнем мире», точность их ориентирования не шла ни в какое сравнение с той, какую показали исследования коренных народов Австралии или Мексики. «В аспекте навигационного счисления, – писал лингвист Стивен Левинсон, – эти оценки показывают, что участники эксперимента не имели четкого представления о своем местоположении на ментальной карте окружающей местности и не интегрировали эту локальную карту в знакомый им большой мир»[253]. Голландские грибники не искали дорогу назад, предпочитая идти в одном направлении, а затем возвращаться по своим следам.
Игра Sea Hero Quest была создана не для того, чтобы изучать навигационные стратегии разных стран или разных культур. Ее придумали для сбора данных, которые помогут создать средства диагностики для болезни Альцгеймера. В мозге человека память и восприятие пространства тесно связаны, и Спирс и его коллеги надеются, что разработка общего критерия для пространственной навигации – критерия, способного стать нормой, – позволит делать точные предсказания о навигационных способностях человека на основании его возраста, пола и национальности. Врачи обычно используют языковые тесты для диагностики ранних стадий деменции или болезни Альцгеймера, но проверка на соответствие этим индексам и способности к восприятию пространства, вероятно, могла бы выявить предрасположенность к когнитивным нарушениям или их ранние признаки.
Я пришла к Спирсу в его кабинет в Университетском колледже Лондона, чтобы поговорить о гиппокампе и его роли в формировании памяти. «Многие исследователи, несколько тысяч, работают с пространственной навигацией и пространственными задачами у крыс и мышей. Но их не интересует само пространство; они используют его, чтобы добраться до памяти, – размышлял он. – Я начинал с исследования памяти, но затем меня привлекло пространство. Мне всегда нравились карты, и я задумывался над тем, как мы находим дорогу. Здесь кроется удивительный философский элемент. Что такое пространство? Что такое место?»[254] Я вдруг подумала, что Sea Hero Quest умело маскирует медицинский тест под видеоигру, но гениальность ее в том, как она эксплуатирует связь между пространством и памятью, используя одно, чтобы добраться до другого.
Так
Спирс рассказал мне, что его часто спрашивают, не портят ли наш мозг приборы спутниковой навигации. Он всегда отвечает, что важно понимать разные способы применения этих технологий. Использование Google Maps на телефоне, чтобы найти дорогу к какому-либо месту, ничем не отличается от использования бумажных карт; указание последовательности поворотов, чтобы попасть в пункт назначения, – это совсем другая история. Весной 2017 г. в журнале Nature Communications были опубликованы результаты исследования Спирса, и они показали: если мы добираемся до того или иного места с помощью GPS, это, по существу, отключает определенные области мозга, в том числе гиппокамп. «Наши результаты соответствуют моделям, в которых гиппокамп симулирует перемещение по будущим возможным траекториям, а префронтальная кора помогает нам планировать, какие именно траектории приведут к месту назначения, – объяснял Спирс корреспонденту журнала. – Когда у нас есть технология, подсказывающая, куда идти, эти области мозга просто не реагируют на уличную сеть. В этом смысле наш мозг перестает интересоваться окружающими нас улицами»[255].